– Ими управляли трое немцев, – ответил Баграмян. – Бронетранспортеры разведчики отбили во время наступления перед самым выходом в тыл противника. Искать водителей, которые могли бы хорошо управлять этой техникой, времени не было, пришлось поговорить с пленными водителями.
– И они согласились? – Иосиф Виссарионович поднял удивленные глаза на Баграмяна.
– Товарищ Сталин, у разведчиков имеются свои безотказные методы, чтобы быть убедительными.
– И как сложилась судьба этих немцев?
– Они погибли в бою с бронепоездом.
– Жаль, – с легкой грустью протянул Иосиф Виссарионович. – Война не будет продолжаться вечно, они могли быть нам полезны при построении новой Германии. Составьте список на награждение, я хочу с ним познакомиться пообстоятельнее.
– Слушаюсь, товарищ Сталин, – живо произнес Баграмян, доставая из папки напечатанный список.
Дверь неслышно распахнулась, и вошел личный помощник Сталина Александр Поскребышев. Остановившись у стола, негромко произнес:
– Товарищ Сталин, члены Ставки уже собрались, что им сообщить?
Иосиф Виссарионович посмотрел на часы – разговор затянулся на лишние четыре минуты.
Чрезвычайный орган высшего военного управления страны на протяжении всего времени боевых действий оставался в Москве, хотя поначалу рассматривались варианты переезда Ставки куда-нибудь в более безопасное место. Однако Верховный главнокомандующий решил, что Главный военный совет Красной Армии должен находиться непременно в столице.
На протяжении всех боевых действий члены Ставки Верховного Главнокомандования собирались в кремлевском кабинете Сталина. Лишь с началом бомбежек на короткое время Ставка переместилась на улицу Кирова[171], в одноэтажное старинное здание с красивым мезонином и со стилизованными колоннами на фасаде.
До революции усадьба принадлежала московскому предпринимателю Козьме Солдатенкову[172], и о размещении в ее стенах Ставки Верховного Главнокомандования и Государственного комитета обороны знал лишь ограниченный круг людей – здание входило в число самых засекреченных объектов. Такой выбор Ставки был далеко не случаен: близ особняка находилась станция метро «Кировская»[173], где было подготовлено бомбоубежище для членов Политбюро ЦК ВКП.
Теперь Ставка вновь собиралась в большом и уютном кабинете Верховного главнокомандующего.
– Маршал Василевский подошел?
– Да, товарищ Сталин.
– Зови всех в кабинет, – едва кивнул Иосиф Виссарионович и посмотрел на Баграмяна: – На заседание Ставки я пригласил еще и координатора Прибалтийской стратегической операции маршала Василевского. Ему будет интересно услышать ваше мнение о готовящейся операции.
Глава 33
29 августа 1945 года. Возвращение
Григория Галузу выписали из госпиталя Вильнюса через месяц. Медики раскрыли его, словно устрицу, выпотрошили из нутра все ненужное и, перекрестясь, зашили то, что осталось. На удивление врачей, рана заживала быстро, хотя с такими ранениями валяются в госпитале по полгода. Израненное тело хотело жить дальше, а потому спешило на сотрудничество с эскулапами.
По выходе из больницы Григорию Григорьевичу дали десять дней отпуска.
– Куда решил съездить? – спросил у капитана Галузы главврач Гаврилов, полковник медицинской службы.
– Сначала закончу одно незавершенное дельце, а там уже и домой, – ответил Галуза.
– Тогда счастливой дороги! – пожелал главврач и поставил печать на справке об убытии из госпиталя. – Живучий ты, однако, парень! Признаюсь откровенно, ты нас всех удивил. Хотя, с другой стороны… осколок ничего не распорол. Так что тебе крепко повезло!
– А разве может быть по-другому, товарищ полковник? – энергично ответил Григорий. – На том и стоим!
До Шауляя, отстоявшего от Вильнюса на сто девяносто километров, Галуза добирался на попутках. Признав в нем человека бывалого, а еще и возвращавшегося из госпиталя, закрыв глаза на строгие инструкции «не подвозить попутчиков», водители с удовольствием его подсаживали. Уже через пять часов, что для военного времени совсем немного, Григорий был на месте.
Нина, как и прежде, работала в эвакуационном госпитале, до войны в этом помещении была школа – одно из немногих зданий, уцелевших во время боевых действий, – и классы переоборудовали под палаты. Открыв дверь, Григорий почувствовал, как в нос ударил запах крови и гноя, замешанный на лекарствах. Прямо у входа лежали двое больных, с ног до головы перевязанные бинтами, поэтому чем-то напоминавшие коконы.
Нина переходила от одного раненого к другому, что-то спрашивала, внимательно выслушивала ответы, повернувшись к медсестрам, которые неотлучно следовали за ней, давала рекомендации. Почувствовав направленный в ее сторону взгляд, она обернулась и, увидев Галузу, стоявшего у входа, вдруг замерла. Из широко распахнутых глаз по ее раскрасневшимся щекам покатились слезы.
– Подождите, я сейчас, – сказала Нина раненому и подошла к улыбающемуся Григорию.
Она осознавала, что сейчас на нее направлены взгляды всех присутствующих. Сестры и раненые оценивали каждый ее жест, наблюдали за каждым ее движением, поэтому не самое подходящее время, чтобы кидаться на шею к любимому. А товарищеское рукопожатие будет выглядеть и вовсе неуместным. Вот потому и стояли они некоторое время в молчании, глядя друг на друга.
Сейчас Ноябрина не походила на ту женщину, которую Григорий держал в объятиях. Была сдержанной, даже немного суховатой, но он знал, что, не будь этого казенного помещения с кучей наблюдателей, она бросилась бы ему на шею с пылкостью, на которую способна только любящая женщина.
Ведь и в прежние годы он не был обделен женским вниманием. Ему даже казалось, что кого-то он любил. Во всяком случае, было немало поводов, чтобы мучиться от бессонницы. Женщины умеют пользоваться мужскими слабостями. Но только теперь он понял, насколько прошлое было несерьезно. Он как слепой блуждал в мрачных потемках, а любовь, оказывается, находилась совсем неподалеку.
– Ты был ранен? – дрогнувшим голосом спросила Нина.
– Да так, немного зацепило.
– Мне бы хотелось верить в это, но я догадываюсь, что ранение было серьезным. Ты надолго?
– Нет. Мне нужно навестить отца и мать. А перед тобой у меня один долг.
– Какой? – удивилась она.
Вытащив из кармана женские часики, Григорий протянул их Нине:
– Я обещал вернуть их тебе.
– Спасибо… Но это был повод, чтобы вновь увидеть тебя. И неважно какого… Главное, чтобы ты был живым. Накануне твоего ухода у меня было дурное предчувствие
– Поедешь со мной? – неожиданно спросил Григорий.
– Куда? – опешила Нина.
– К моим родителям. Я бы хотел представить им тебя как свою невесту.
– Не ожидала… Но именно сейчас это совершенно невозможно. У нас нехватка врачей, я не могу отлучиться даже на несколько часов. Наплыв раненых. Давай сделаем так… Когда повидаешь своих родителей и вернешься, мы обо всем поговорим. А то вдруг тебя там ждет невеста, и мое появление будет совсем неуместно, – улыбнулась Нина.
– Ты опять все шутишь, – хмуро произнес Галуза, – а мне совсем