Находясь в разведке, Похотько мало походил на того человека, каким его наблюдали на отдыхе в тылу – неспешным и обстоятельным, склонным к глубоким размышлениям и содержательному разговору. На вражеской территории он представлял собой сгусток энергии; всегда собранный, предельно внимательный, с мгновенной реакцией и невероятным чутьем на опасность, готовый на обдуманное, но порой граничащее с безрассудством решение.
Трудно было объяснить, как в нем сочетались два столь разных человека…
Похотько поднял на капитана глаза, а в них – какая-то темная муть. Вытащив цигарку изо рта, старший сержант поплевал на большой палец и аккуратно затушил им крохотный красный огонек, спрятал остаток курева в карман и, чуть растягивая слова, заговорил:
– Матушка моя нынче приснилась. Зовет она меня… Ладонью машет… А меня по спине холод пробирает, я и шага не могу сделать – ведь померла она двадцать лет назад. Я потом все по приютам скитался, но дня не проходило, чтобы о ней не вспомнил… Тут меня будто мороком каким-то накрыло, сбросить его со своих плеч или укрыться от него силы не хватает. А она мне говорит: «Скучаю я без тебя, мой сынок, и жду в эту неделю». Я даже ответить ей не успел, проснулся среди ночи, а потом так и не уснул. Если ты, конечно, скажешь, командир, пойду… Может, это мне так привиделось, и ничего за этим нет, – произнес Похотько и поднял глаза на Галузу, уверенно выдерживая его пытливый взгляд.
В редкие периоды Петро можно было увидеть оживленным и разговорчивым, способным на веселую шутку, – в эти минуты в нем словно прорывался осколок его прежней личности, каковым он был до войны: бесшабашный беспризорный хлопец. Ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Наверное, именно это позволяло ему не бояться ни бога, ни черта, и оттого шел он всегда первым на самое рискованное задание, не думая о том, вернется ли с него, или суждено успокоиться навеки. Пусть найдется хотя бы один-единственный человек, что поставит свечу за упокой его души, а там и помирать не страшно!
Но сейчас Петро предстал перед капитаном Галузой непохожим на себя прежнего. В глубине его сознания происходили какие-то серьезные смещения, о которых можно было только догадываться. Возможно, причина в том, что у него завязались отношения с рыженькой медсестричкой из медсанбата, с которой планировал нечто большее, нежели легковесные встречи в ее стылой землянке. Не его вина, что он хотел уцелеть в этой бесконечной кровавой передряге, нарожать рыжих детишек и зажить обыкновенной жизнью. А если это действительно так, то Петро переродился и сделался совершенно другим человеком.
А еще у разведчиков была примета: если вдруг кому-то снился вещий дурной сон, то его на задание не брали. Такой человек может не вернуться, хуже того, под угрозой может оказаться и вся группа.
Что такое сон? Это особая субстанция сознания с яркими и броскими картинками, отражающими реакцию на окружающий мир. Это возвращение разума к ценнейшему опыту, полученному на протяжении всей жизни. Мозг, пребывая в спокойствии, ассимилирует и систематизирует все накопленные ранее знания, а потом из глубины бессознательного посылает важные сигналы, полученные извне, преобразовывая их в некие доступные для понимания метафоры, к которым непременно следует прислушиваться. Таким причудливым и замысловатым образом мозг пытается подсказывать правильное решение.
Последние месяцы организм Петро работал на пределе физических возможностей, он не пропускал ни одного выхода в рейд, возвращался «обесточенным», и вот сейчас его истощенный организм дал серьезный сбой и требовал немедленного умиротворения. Ему следовало отлежаться, проспать положенное время, возможно, даже нажраться от пуза! Тогда истощенный организм перезагружается, восстанавливается и предоставляет возможность служить дальше.
Допускать в этот раз старшего сержанта в разведывательный рейд не следовало, и это понимала вся рота. Взгляды каждого из присутствующих устремились на капитана, от которого зависело принятие решения.
– В этот раз ты с нами не пойдешь, – просто заключил Галуза, осознавая, что, возможно, тем самым спасает Петру жизнь: такие сны просто так не рождаются. – Ну а мы уж как-нибудь без тебя справимся, команда у нас собирается боевая.
Похотько едва кивнул и устремил свой взгляд в синюю прореху, образовавшуюся в белых перистых облаках…
Отобрав в предстоящий рейд разведчиков, Галуза привел их в небольшую комнату уцелевшего здания, где еще раз обстоятельно принялся разъяснять задачи группы, а далее без всяких экивоков, посмотрев каждому в глаза, добавил:
– Пройти сорок километров в глубину вражеской территории, конечно же, хорошо… Но будем думать о большем. Чем дальше мы продвинемся, тем легче потом будет идти по разведанной территории нашей танковой бригаде, которая пойдет сразу за нами, а там уже и армии… А значит, мы быстрее вышвырнем фашистов с нашей земли. Выходим завтра ночью! У нас сутки, чтобы завершить свои дела.
Последующие несколько часов разведчиков не трогали. Каждый занимался тем, чем считал нужным: кто-то писал письмо любимой, кто-то просил прощения за причиненные обиды у близких, кто-то просто отдыхал, а кто-то наедался от пуза (тоже важное дело, еще неизвестно, как там сложится с пайкой на вражеской территории). Интенданты, догадываясь о непростом задании разведгруппы, довольствия для них не жалели – кормили по пятому разряду, получая питание прямо со склада. С разведчиками вообще старались не спорить, знали, что те все равно возьмут свое, если уж не уговорами, так силой!
Капитан Галуза и сам был не лишен суеверия, искренне полагая, что его поверья помогают ему уцелеть. А заключались предрассудки в том, что недокуренную папиросу перед выходом в тыл к немцам он тщательно прятал или в блиндаже, или около него, в корнях деревьев. Возвращаясь с задания, Григорий непременно отыскивал окурок и докуривал его до конца. Табачок по возвращении казался ему необыкновенно душистым и сладким. В этот момент, сидя в одиночестве, невольно закрадывалась гадкая мысль: а ведь этого удовольствия могло и не быть, если бы ему не повезло в очередной раз. Везение не может длиться бесконечно, когда-нибудь он может и споткнуться.
Вернувшись в свою комнатку, которую Григорий делил с замполитом, он извлек из кармана пачку «Беломорканала» (сверхценные папиросы в солдатской среде) и, выудив одну «беломорину», сладко закурил. Сделав глубокую затяжку, отложил ее в сторонку и осмотрелся, после чего упрятал окурок за косяк. Здесь его не заприметят. Вот теперь можно и передохнуть…
* * *
Была у разведчиков еще одна примета, быть может самая важная из всех существующих, которой они следовали безукоризненно и которой капитан Галуза подчинялся