В коридоре послышался чей-то приближающийся тяжелый шаг, остановившийся прямо перед металлической дверью. В замочной скважине с грубоватой наглостью заскрежетал ключ, и в дверном проеме предстал надзиратель:
– На выход! Руки за спину!
Кристиан поднялся, заложил руки за спину. Конвойный защелкнул на запястьях наручники и столь же властно скомандовал: «Вперед!»
«Дождался, – зашагал по коридору Кристиан. – Очередной допрос. Видно, решили уточнить какие-то данные. Уже хорошо. Значит, дело понемногу двигается». Прошли до конца коридора, где он раздваивался и расходился в противоположные стороны. Но вместо того чтобы повернуть направо, где располагалась допросная, свернули налево, прямиком к выходу.
«Что бы бы это могло означать?» Стараясь не думать о худшем, майор Шварценберг спустился по ступенькам на побитый осколками асфальт, к ГАЗ М-1, стоявшему у самого входа.
– Вперед! К машине! – скомандовал конвоир.
Из «эмки» расторопно выскочил гибкий, как луговая тростинка, лейтенант и широко распахнул перед арестованным заднюю дверцу салона.
– В машину давай! И чтобы не дергался! – строго предупредил он и, дождавшись, когда арестованный займет свое место в задней части салона, юркнул на пассажирское кресло рядом с водителем и громко приказал: – Трогай!
Стиснутый с двух сторон охранниками (слева сидел грузный старшина с равнодушным мясистым лицом и широко поставленными глазами; справа – возрастной сержант с вытянутым лицом и маленькими колючими глазками), Кристиан Шварценберг смотрел прямо перед собой на узкую расчищенную дорогу, пытаясь понять, куда именно его везут. «Если хотят расстрелять, то уж как-то больно хлопотно, такое плевое дело можно было бы осуществить во дворе комендатуры или в первой подвернувшейся подворотне. Значит, нечто другое. Придется подождать, ситуация должна проясниться в ближайшие минуты».
Легковой автомобиль, дребезжа на стыках рессорами, живо прокатился по понтонному мосту на другой берег реки и помчался по проселочной дороге в сторону аэропорта. «А вот это уже новость!»
На краю взлетного поля стоял пассажирский линейный самолет Ли-2. Здесь же группа военных, очевидно, пассажиры, среди которых Шварценберг узнал генерал-майора Ханникова. «Эмка» аккуратно, очертив овальный круг, выехала к краю поля и остановилась. Лейтенант выскочил из салона и едва ли не бегом заторопился к генерал-майору. Приложив руку к козырьку и основательно вытянувшись, отчего стал еще гибче и тоньше, доложил о прибытии. Начальник управления контрразведки фронта легким кивком головы принял доклад, что-то произнес в ответ, и лейтенант быстрым шагом заторопился к машине. Распахнув дверцу автомобиля, он сказал:
– Выходи! И чтобы без всех этих абверовских фокусов, я этого не потерплю! – И для пущей убедительности положил ладонь на кобуру.
– Я понял, – произнес Шварценберг, выбираясь из машины. – Это не в моих интересах.
Под присмотром строгого лейтенанта он подошел к генерал-майору, и Ханников произнес:
– Вашей информацией заинтересовались в Москве. Человек, с которым вы встретитесь, обладает большим влиянием. Я даже не думал, что он захочет с вами поговорить, так что считайте эту встречу большой удачей, для вас все могло бы обернуться иначе. Расскажите ему все, что знаете, и он решит, что делать с вашей информацией и как с вами поступить в дальнейшем… Советую вам ему понравиться. Считайте мои слова напутствием.
– Как его зовут?
– Вы его и так узнаете… – усмехнувшись, ответил Ханников. – Мы летим вместе, но вас к нему доставят уже без меня. За вами приедет специальная машина.
Заглушая разговор, заработали лопасти самолета.
Механик, стоявший у трапа, замахал рукой – пора загружаться.
Кристиан Шварценберг в сопровождении лейтенанта и грузного старшины направился к трапу.
Глава 9
18 июля 1944 года. Москва. Разговор с народным комиссаром
На военный аэродром прилетели в непроглядную темень. Освещена была только взлетная полоса, по которой самолет, попав в легкую болтанку на бетонном покрытии, сбавляя скорость, вырулил к зданию аэродрома. Ночное небо было неровным: между густыми скоплениями звезд просматривались глубокие черные провалы. В сторонке, спрятавшись за вуалью перистых облаков, тускло пробивалась луна.
Сошли с трапа, где их встретила женщина лет сорока в строгом темно-синем костюме в сопровождении двух крупных мужчин в штатском. Лицо у нее жестковатое, хотя и не лишенное привлекательности. Такую даму невозможно заподозрить в проявлении нежных чувств, и тем более трудно представить, что она может получать их. Наверное, она даже не догадывается, что на свете есть любовь.
Женщина уверенно подошла к генерал-майору Ханникову, показала взглядом на двух дюжих молодцов в гражданской одежде, стоявших от нее по правую руку, и что-то произнесла. Николай Георгиевич внимательно и с подчеркнутым почтением выслушал женщину, после чего одобрительно кивнул. Под присмотром двух дюжих караульных майора Шварценберга посадили в легковой автомобиль М-1 и без промедления вывезли с аэродрома. Кто была эта женщина, для майора Шварценберга так и осталось загадкой. Но факт сам по себе весьма примечательный.
До города с полчаса ехали в безликой темноте. Оставалось только удивляться зоркости водителя и тому, как ему удавалось в тягучем мраке рассмотреть дорогу и не споткнуться колесами о какую-нибудь глубокую яму. А далее как-то внезапно выросли массивные пятиэтажки. Кое-где, словно маяки в кромешном море, в их окнах мигал свет.
О том, что это была Москва, Кристиан понял, когда за типовыми домами и частными строениями, стоящими на улицах, похожих на замысловатые лабиринты, показались помпезные высокие здания, одетые в гранит, словно в крепкую кольчугу (результат генеральной реконструкции русской столицы, о которой много писали в Германии в середине тридцатых годов). Роскошно. Величаво. В то время Берлин и Москву связывал период романтических взаимоотношений.
Русские склонны к созданию грандиозных проектов, порой создается впечатление, что они рассчитывают удивить своими глобальными замыслами весь мир: отсюда строительство огромных гидроэлектростанций, перекрывающих самые большие реки Европы; широкие транспортные магистрали; разводные да подвесные мосты. Даже стены залов Московского метрополитена выложены дорогим красивым гранитом и скальными декоративными породами. Видно, рассчитанные на то, чтобы до скончания века удивлять всякого, кто спустится в прохладное глубокое подземелье. Никто тогда и подумать не мог, что через каких-то пять лет русским и немцам придется воевать.
Город понемногу выползал из темноты и закутывался в легкий плащ сумрака. «Эмка» остановилась у аккуратного трехэтажного здания с балконами и двумя роскошными скульптурами, нависающими у самого входа. Атланты внимательно и подозрительно созерцали гостей. Фасад был окрашен в неброский темно-желтый цвет. На фоне соседних домов он выглядел сиротливо.
– Выходи, – грубовато поторопил брюнет. – И не балуй, – напомнил он строго. – Мы этого не любим.
– Понимаю, – ответил Кристиан Шварценберг и вошел через распахнутую дверь в ярко