— Неважно. — отмахнулся Лёха. — добавляя — проверьте всё тщательно, и смотрите, кто чудить будет, сам лично пристрелю!
Иногда говорят — всё не слава богу. Вот и наша «Шишига» заглохла в километре от цели. Не желая сдаваться, Бондарь крутил стартером, но двигатель оживать не хотел, и только чихая, выдыхал последнее тепло в колючий воздух. Я первым выпрыгнул из кунга, чувствуя, как мороз мгновенно холодит лицо.
— Все готовы? — спросил Леха, рассматривая столпившихся бойцов.
— Так точно… — нестройно отозвались парни.
— Оружие, гранаты, всё проверили?
Получив очередной утвердительный ответ, он поправил автомат на плече, и построил своих в шеренгу.
— Ну, с богом! — махнул рукой Бондарь, и мы двинулись прямо по дороге. Он впереди, я замыкающим. Толком ещё не рассвело, но ориентировались уже играючи.
Остановившись перед небольшой посадкой, рассредоточились.
Я достал бинокль, разглядывая объект, рядом встал Бондарь, в профиль, под капюшоном, напоминая какого-то персонажа из ужастиков. Соня, обмотанный серым шарфом до глаз, щёлкнул затвором АКСУ, буркнув что-то матерное про мороз. Подошли Шухер с Лехой, а Бондарь, пряча огонек папиросы в кулак, молча указал на двор: две «восьмёрки», УАЗ-буханка, и «Волга» с заиндевелыми стёклами. Значит, народа внутри достаточно.
— Окна первого этажа заколочены, вход через двойные двери. — не отрываясь от бинокля, озвучивал я. — Бондарь, Соня — правая сторона. Миха, Стас — левая. Остальные со мной.
Прошли через дырку в заборе, потом разделились.
Показав одному из парней своей группы остаться здесь, с остальными я двинулся дальше.
От забора до здания расстояние метров восемьдесят, снег не чищен, сугробы выше колена, ботинки проваливаются, идти пытаемся след в след, но получается не очень.
Добравшись до стены, останавливаемся, я выглядываю из-за угла — стараясь сообразить как лучше подойти к дверям, но тут где-то справа раздается автоматная очередь, потом ещё одна, и вскоре начинается полноценный стрелковый бой.
— Давай в окно! — кричу парням, и вырвав сразу две доски, бью прикладом стекло.
Лезу первым, опираясь на руки парней.
— Чисто! — ору, помогая влезть Шухеру.
Помещение в котором мы оказались, небольшое, и судя по составленным стопкой тазам, что-то хозяйственное.
Не дожидаясь когда переберутся остальные, осторожно открываю дверь и вываливаюсь в коридор.
— Чисто!
Коридор узкий, пахнет сыростью и сигаретным дымом. Пригнувшись, движемся к лестнице. За спиной хрипло дышит Шухер. Впереди дверь приоткрыта, из щели падает луч света.
— Гранату! — шиплю через плечо.
Шухер швыряет эф-ку в проем. Грохот, визг осколков по штукатурке. Врываемся следом. Комната с ободранными обоями, за баррикадой из перевернутых столов — двое. Один с перекошенным лицом тянет ствол в нашу сторону. Короткая очередь, он оседает, второй, раненый осколками гранаты, бросает Стечкина, зажимая окровавленное плечо.
— Живой! — ору Шухеру, указывая на пленного, предполагая что его нужно связать, но ввалившийся в комнату Бульба, всаживает тому короткую очередь в три патрона.
Хочу спросить — нахрена, но только машу рукой.
Идем дальше, до лестницы на второй этаж. Суюсь, и еле успеваю отпрыгнуть, сверху поливают из автомата. Пули крошат бетон над головами. Шухер, прижимаясь к стене, швыряет вверх еще одну эф-ку. Взрыв, вопль. В дыму лезем по ступеням, спотыкаясь о тело с развороченным животом.
— Там еще один! — кричит вырвавшийся вперед Леха, но его голос обрывает очередь из-за угла. Он падает, хватаясь за бедро. Бульба матерится и тащит его в нишу к лестнице.
В коридоре грохочут выстрелы, и спустя мгновение доносится крик,
— Свои! Не стрелять! — это с другой стороны подошёл Бондарь.
Не глядя, пробегаю дальше, вижу дверь, и с ходу вышибив её ногой, готовлюсь стрелять, но в последний момент убираю палец со спускового крючка.
Мужик, прикрученный проволокой к батарее, зажмурился, и выставив вперед дрожащие ладони, бормотал чтобы его не убивали. Но я бы и так не стал стрелять, потому что это был тот самый заложник, ради которого и затевалась операция. Видок у него, конечно, так себе, но я его узнал, видел с Патриным в ресторане пару раз. Имени только не запомнил.
— Где второй? — рявкнул я, пригибаясь к окну. Стекло было разбито, и морозный воздух выедал дым, обнажая детали: следы побоев на лице заложника, рваную рубаху, синяки на шее.
— В подвале! — голос сорвался на визг. — Держали нас там… меня перевели сюда час назад!
Шухер ввалился в комнату, запыхавшийся. Его щека была рассечена осколком, кровь стекала на воротник.
Глава 24
Спуск в подвал оказался узким бетонным коридором со склизкими ступенями. Фонарь выхватил из темноты паутину проводов, свисающих с потолка, и лужи на полу. Где-то капало, эхо разносило звук, как удары метронома. Воздух был спёртым, пропитанным запахом плесени и земли. Каждый шаг отдавался глухим гулом, будто под ногами — пустота.
Осторожно прошёл дальше, цепляясь рукой за сырую стену, пока не наткнулся на железную дверь с висячим замком. Ржавые петли блестели свеженьким маслом. Из-за неё донёсся приглушённый стон.
Покрутив фонариком, заметил в дальнем углу обрезок толстой арматуры. Вставил между петлями и дужкой замка, упёрся ногой, навалившись всем телом. Мышцы спины свело от напряжения. Замок заскрипел, но сдался, с глухим лязгом рухнув на пол.
Можно было попытаться стрельнуть по замку, но дело это ненадежное и не благодарное. Мало того что шанс попасть куда надо невелик, так ещё и рикошет схлопотать можно.
Приоткрыл скрипучую дверь, осветив лучом помещение. Мужик, привязанный проволокой к канализационной трубе, зажмурился, отворачивая лицо от света. Его левая щека была распухшей, с сине-жёлтым кровоподтёком, губа рассечена. Рубашка превратилась в лохмотья, на груди — следы ожогов от сигарет. Живой, но едва.
— Тихо, — буркнул я, перерезая проволоку ножом. Лезвие скользнуло по металлу, оставив зазубрину.
Освободив, вывел пленника наверх, держа под локоть. Его ноги подкашивались, с трудом волочась по бетону.
Бондарь встретил нас у выхода, прислонившись к стене. Лицо под капюшоном было серым, как пепел. Правая рука висела плетью.
— Зачистили? — спросил я, переводя дыхание.
Он кивнул, резко, будто отдавая честь:
— Надо уходить. У нас минут десять, не больше.
— Потери?
Бондарь поморщился, разминая повисшую руку:
— Двое двести, трое триста.
— А у этих?
— Полным составом.
— Пленных нет?
— Нет, слава богу.
— Что с рукой?
— Да приземлился неудачно, ушиб сильно, пройдет…
Транспортом эвакуации выбрали Волгу и