— Главврач… поликлиники… — доктор зажмурился. — На меня редко жалуются… Но если родственники начинают выть… требуют деньги назад…
— Кто еще в вашей шайке?
— Вадик — он мент! И кореш его, уголовник, имени я не знаю!
Шухер фыркнул, разглядывая бутылки коньяка на полке:
— Дело-то поставлено! Мент стращает, уголовник кости ломает, ты деньги собираешь. Круговорот дерьма в природе.
Тут я был согласен с Шухером, и единственное что было непонятно, как меня так быстро нашли.
— Когда они к тебе приезжали?
— Ночью, сразу после вашего ухода.
— Что ты им сказал?
— Всё! — доктор зажмурился, будто пытаясь стереть воспоминания. — И номер вашей машины… Я… я видел, как вы уезжали. Смотрел в окно…
Теоретически найти могли по номеру, но машина зарегистрирована на какого-то левого деда, и так сходу выяснить кто на ней катается, очень непросто. Если предположить что действовали через тех людей которым я денег дал, тоже не срастается, не знают они про меня ничего. В общем, ещё одна загадка, хотя и не главная.
Шухер вдруг развернулся, прищурясь:
— И что, если бабки не несут — детишки того, на небушко?
— По-разному… — доктор съёжился.
— Говори чётко! — я ткнул ножом в пол в сантиметре от его пальцев.
— Нет! Мы… мы иногда помогаем… — он закашлялся. — Но Степан… он не любит убытки.
Оставив его дрожать в углу, мы вышли на крыльцо. Шухер закурил, пряча лицо от ветра:
— И что теперь?
— Думаешь, тут прикончить? — я кивнул на избушку.
— Нельзя. Сторож видел… Да и живой пока полезен.
План родился сам: подвал в соседнем доме. Дом старый, общага бывшая, теперь под снос, но ещё обслуживается. В подвал тот никто не ходит, сырой он, с ржавыми трубами и запахами канализации. Засунуть туда доктора — никто не найдет. Кляп, и наручниками к трубе. Единственная сложность, затащить туда без палева. Днём точно не получится, вечера ждать нужно. Хотя, время уже к четырем, темнеет рано, так что можно подождать часок, и выдвигаться.
Ждали до темноты. Доктор, оказалось, запасся не только коньяком, но и копчёной колбасой — ели молча, слушая, как за окном воет поднимающаяся метель. В пять тронулись: доктора — в багажник, Шухер — за руль «Волги». У многоэтажек он пересел ко мне, бросив машину в сугроб.
Добравшись, протащили доктора через открытый люк, как мешок с картошкой. Приковали наручниками к трубе, рот замотали скотчем.
— Сиди, — я присел перед ним. — Если твои узнают, кто их сдал — тебя в речке найдут. А тут… — оглядел подвал с паутиной по углам. — Тихо. Уютно.
Он замычал, выпячивая глаза, но мы уже уходили. Шухер — домой, я — в гараж. Трупы в ментовской пятерке ждали утилизации.
Так бы, может, и погодил, зима на дворе, не протухнут, но если всё же решу сдать его властям, лучше чтобы трупов в моём гараже не было. Будь я уверен что про гараж никто не знает, не дёргался бы, но существовала вероятность что сержант со своим подельником успели поделиться данной информацией. А так притоплю машинку, и спать спокойней буду.
Подъезжать прямо к гаражному боксу не стал, машину оставил, и в обход двинулся, чтобы внимания не привлекать. Но обошлось. Не включая фонарик, открыл ворота, накинул клемму на аккумулятор, и протиснувшись в салон так же через окно, повернул ключ.
С первого раза мотор не завелся, «пятерка» будто чувствовала свою судьбу. Но раза с третьего всё же «схватился».
Прогрел немного, из гаража выкатился, и по привычному маршруту. Дорога сначала накатанная шла, потом не очень, дальше целина, но слой снега небольшой, сантиметров пятнадцать, и всё под горку.
В конце разогнался, выпрыгнул у самого края. «Пятерка» нырнула в прорубь с тихим хлюпаньем.
Ничего кроме пузырей. К утру лёд схватится, заметёт следы.
Так же и на берегу будет, метель поднимается, скроет все. Да и не попрется сюда никто: на лыжах здесь не катаются, рыбаки это место не любят. Случайно только, но это маловероятно.
Обратно шёл три часа. Снег лез в ботинки, ветер продувал до костей. Домой добрался к полуночи, рухнул на кровать в одежде.
Проснулся от толчка. Мать трясла за плечо, лицо белое:
— Дима! Вставай… Милиция!
В прихожей стоял старлей, в руках папочка. За его спиной маячил второй, молчаливый, с лицом боксёра-неудачника.
— Иванов? Собирайтесь.
Умылся на автомате. Шепнул матери: «Позвони дяде Вите» — и вышел. По пути в участок гадал: где прокололся? Гараж? Или доктора всё же нашли…
* * *
Еженедельник «Аргументы и Факты» № 8. 02.21.1991
ТОЛЬКО ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ «АиФ». Реформа цен — что потом? (фрагмент)
«МНОГОЛЕТНИЙ спор о необходимости повышения розничных цен для искусственной балансировки рынка и ликвидации основной массы субсидий решился — все республики в изнеможении и согласны на операцию. Конечно, им хотелось бы оставить себе сравнительно более приятную часть — компенсацию. Все это следовало сделать лет 10 (или хотя бы 4 года) назад, а предстоит нам в условиях спада производства, полного развала потребительского рынка и систем распределения. Верховный Совет СССР обсудит детали, но не сможет изменить основных предложений премьер-министра: рост цен на 60% в среднем при 85% компенсации. Разумеется, речь и не идет о полной денежной компенсации каждому пострадавшему, реформа цен приведет к определенному перераспределению национального дохода в пользу наименее защищенных слоев.»
Глава 19
Кабинет следователя напоминал клетку: облупленные стены цвета табачного дыма, линолеум с протертыми до бетона полосами, на столе — пятно от кружки, въевшееся в дерево за годы. Меня усадили на стул с шатающейся ножкой, который скрипел при малейшем движении. Следователь, мужчина лет сорока с лицом алкоголика, сидел за столом напротив. Его рубашка, когда-то белая, была закатана по локоть, открывая татуировку с парашютом и буквами «ВДВ» на предплечье. От него пахло жареным луком и дешёвым одеколоном, чтобы перебить перегар.
— Где был днём двадцать пятого? — спросил он, не глядя, листая какую-то папку. Ноготь мизинца, жёлтый от никотина, постукивал по столу.
— В институте. Зачет по уголовному праву сдавал.
— Ночью?
— Дома. Спал.
— Свидетели?
— Родители.
Он хмыкнул, поднял глаза. Мешки под ними были фиолетовыми, как баклажаны.
— А двадцать шестого… куда ездил? — спросил, словно невзначай.
— Да много куда… К другу заезжал, в