Глава 16
Закинув Шухера домой, я вернулся в гараж. Растопил печку-буржуйку, бросив в неё щепок, дождался когда займется, и сыпанул угля. Завернулся в уютное, хоть и промасленное, одеяло, и рухнул на диван. До рассвета оставалось пара часов, но тело требовало забытья — хоть на миг.
Спал чутко, как солдат на передовой. Обычно сны возвращали меня туда: грохот разрывов, рёв вертолётов, вой дронов, крики… Но сегодня — тишина. Только скрип мороза за стенами, да треск остывающей печки. Проснулся от того что дышать стало холодно, и спрятав нос под одеяло, где ещё теплилось подобие уюта, повалялся несколько дополнительных минут.
Понимая что подъём неотвратим, встал, заново разжёг печь, наскоро умылся остатками воды, привычно уже поставил топиться снег и подогреваться тушёнку.
Пока разгоралось, немного помахал руками и ногами, разгоняя кровь в «застывшем» за ночь организме.
Мысли текли вязко, словно масло на морозе. Да, я прекрасно понимал что нужно что-то решать, понимал что дороги назад нет, ибо специально, или не специально, но рубикон я таки перешёл.
Но не всё так плохо. Патрин, он ведь сейчас наверняка напуган, или, правильнее будет сказать, обескуражен. Привыкший жить «царем горы», этот человек столкнулся с тем, чего не может понять. Ну на самом деле, как объяснить что какой-то пацан в окружении «толпы» злобных мужиков с автоматами, врывается среди ночи к нему в дом и что-то требует. Как?
И этот ответ он будет искать. Сначала закинет удочки куда только сможет, соберёт информацию, и потом — ибо он ничего не найдёт, попытается выбить её из меня. Всё просто как день.
Подведя итог мозговому штурму, выводом что спешить не стоит, я поел, глядя как трещит огонь в печке, выстреливая искрами из приоткрытой дверки. Потом подбросил ещё пару крупных кусков угля, и наблюдая, как пламя охватывает их, снова заснул, убаюканный жаром.
Ну а что, когда такие дела вокруг творятся, не тащиться же мне в институт? А поход в свой закрытый клуб Шухер обещал устроить только к вечеру.
В итоге спал до шести, периодически просыпаясь по надобности и чтобы закинуть в печку угля.
И, чему снова удивился, опять без снов.
Проснулся, умылся, есть не стал, рассчитывая перекусить где-нибудь по пути, и ровно в семь ждал Шухера возле подъезда.
— Привет. — садясь в машину, протянул он руку.
— Здравствуй. — ответил на приветствие я, и уточнив адрес, выжал сцепление.
Центр города, проспект Мира пятнадцать «А», цокольный этаж, вход со двора. По сути, обычный подвал, даже без окон, непонятно почему названный цоколем.
Подъехали, вышли из машины, подошли к подъезду. Крутая лестница вниз, темно, прокурено и воняет ссаниной. Афганцы здесь вряд-ли гадят, значит бомжи или коты, а может и все сразу.
Железная дверь с потёртой табличкой «Спортзал» скрипнула, пропуская нас в тамбур. Тусклое освещение, низкие потолки, и перебивающий даже уличную вонь, запах пота. По стенам стояли ржавые гантели, потёртые боксёрские груши и скамьи со штангами. В углу грохотал «древний» японский магнитофон, из динамиков орал «Атас» Расторгуева, и на наше появление почти никто не отреагировал — только двое кивнули Шухеру.
Но работали парни серьёзно. Трое усердно тягали железо, один грушу околачивал, и ещё двое спарринговались в углу.
— Жди тут, — Шухер повысил голос, перекрывая музыку, и подошёл к дерущимся. Те прервались, и после минуты разговора, синхронно повернули головы в мою сторону. Шухер вернулся хмурый:
— Пошли.
— В чём дело? — я не сдвинулся. — Твои ребята работы не хотят?
— Пойдём, блин! — он схватил меня за рукав, но я вырвался, шагнул к магнитофону и дёрнул шнур. Тишина ударила по ушам.
— Это чё за цирк? — мужик у груши развернулся ко мне, сжимая бинты на кулаках. Его майка промокла от пота.
— Музыка мешала, — буркнул я.
— Ты вообще кто такой? — поднялся со скамьи здоровяк с шеей как у быка. Свет падал так, что показалось его тень накрыла половину зала.
— Тот кто хочет предложить вам работу. — ответил я, чувствуя, как Шухер замер за спиной.
— Колян, ты что, не сказал своему другу что нам это не интересно? — скрестив на груди руки, шагнул вперёд один из той парочки к которой подходил Шухер, серьезный тип с наискось порезанным лицом.
— Сказал конечно, только друг не поверил. — вместо Шухера ответил я.
— Чего это?
— Подумал что вы, наверное, не поняли, я ведь готов платить хорошие деньги за опасную, мужскую работу, или вы заранее испугались?
— Испугались? — повторил тип с порезанным лицом.
— Разве нет?
— Если ты не понял, так я повторю, не интересно, иди отсюда, пока тебя не вышвырнули! — отвлекаясь от штанги, побагровел здоровяк.
— Ладно. Понял, не агрись так. Колян мне просто сказал что тут пацаны серьёзные собираются, а тут, оказывается, одни ссыкуны.
— Чё⁈ — тот, что у груши, рванул ко мне. Его кулак мелькнул в воздухе, но я успел всадить прямой в челюсть. Он рухнул на маты, будто мешок с песком.
Ну а дальше понеслось по-взрослому, я блокировал удар еще одного здоровяка, ответил апперкотом в солнечное сплетение. Шухер свалил того что выскочил сзади, но из соседней комнаты уже бежали ещё трое.
В общем, драка была жестокой, мы дрались как львы, хоть в итоге и проиграли, погребённые под грудой тел, задыхаясь от запаха пота и злости.
* * *
Но дрались не зря. Спустив пар, афганцы подуспокоились, узрев в нас достойных противников, которых стоит если не любить, то, как минимум, уважать.
И уже минут через тридцать после «свалки», я спокойно сидел на ящике из-под бутылок, прижимая окровавленное полотенце к брови, а напротив, на шатающемся табурете, ёрзал мой недавний противник, тип со шрамом через всё лицо. Его нос был сломан вправо, губы — разбиты в мясо. Он говорил, чуть шепелявя,
— Чё за предложение-то?
— Опасное, — бросил я коротко, сжимая полотенце так, что кровь просочилась сквозь ткань.
Тип со шрамом потянулся к бутылке с водой на полу, но передумал — пальцы дёрнулись к носу. Он сморщился, словно укусил лимон:
— Конкретнее можно? А то «опасное»…
Из угла донёсся стон,