На стуле висела какая-то одежда. Когда Искандаров снял ее, я понял — это были штопаные-перештопаные шаровары, в которых мы нашли разведчика в плену.
Искандаров положил их на стол. Взял маленький сильно сточенный ножик со стола, а потом стал отпарывать одну из латок.
Я ничего не говорил майору. Не отвлекал его. Не спрашивал. Просто ждал.
Когда Искандаров отпорол латку и отвернул ее, под ней оказался крохотный кармашек. Оттуда он достал какую-то трубочку. Когда принялся разворачивать, я понял — это маленькая фотография, сделанная на «Полароид».
Опираясь о стол, майор пошел ко мне. Я — ему навстречу.
— Возьми, — сказал он и протянул мне фото.
Я взял. Поднес ближе к свету керосиновой лампы. На фото был изображен черноволосый мужчина с короткой седоватой бородой и маленькими черными из-за плохого качества съемки глазами. Фотография была портретом. Причем мужчина не подозревал, что его фотографируют.
— Кто это? — спросил я.
— Тарик Хан, — ответил Искандаров. — Он майор SSG. Пакистанский спецназ. Но это лишь обложка. Его настоящее имя — Асад Уллах. В семьдесят девятом он лично руководил расстрелом советников из СССР в Герате. Среди убитых была и моя жена.
Я молчал, рассматривая фото.
— Он тесно связан с Абади, — продолжил Искандаров. — «Черные аисты», похищения людей, провокации на советской границе — все это их рук дело. Их и еще одного человека.
— Кого?
Искандаров покачал головой:
— Я не знаю. Не знаю ни имени, ни национальности, ни гражданства. Это темная лошадка, — поджал губы майор. — Возможно, Пакистан. Возможно, Китай… Может быть, ЦРУ.
Искандаров нахмурился, не отрывая от меня взгляда.
— Они что-то задумали, Саша. Все, что происходит на советско-афганской границе в последнее время — крохотные кусочки огромной картины. Чего-то большего. Чего-то геополитических масштабов…
Он замолчал. Серые глаза Искандарова будто бы блеснули в темноте. Это был не страх, нет. Он опасался чего-то, но не боялся. Опасался так, как опасается дикий кот приближающегося охотника. Опасался, но готов был сражаться до конца, если потребуется.
— Они называют это операцией «Пересмешник», — сказал Искандаров. — И, по всей видимости, она уже началась. В Кабуле я не просто руководил сетью информаторов. Часть из них были перевербованными пакистанскими шпионами из ISI. И незадолго до того, как попался я, эти агенты начали умирать. Это похоже на чистку. Чистку перед каким-то решительным шагом.
— В желудке Абади была капсула, — сказал я задумчиво. — Он признался, что в ней микрофильм с именами пакистанских агентов, работавших на СССР.
Искандаров задумчиво почесал щеку.
— Очередное подтверждение тому, что они к чему-то готовятся. Мое похищение, по всей видимости, было частью этой подготовки. Они хотели вычислить через меня всех завербованных нами резидентов ISI.
— Эта информация не для моих ушей, товарищ майор, — покачал я головой. — Почему вы рассказываете обо всем этом мне? Простому солдату, служащему на пограничной заставе?
— Потому что ты уже во всем этом участвуешь, Саша, — сказал Искандаров решительно, — с того момента, как ты взял в руки нож Батубра Нафтали, ты тоже в игре. А еще… — Он осекся. — Еще, если тебе повезет, у тебя есть шанс затормозить «Пересмешник». Я знаю, что Тарик Хан играет не последнюю роль в их грязных делах.
— И что вы хотите от меня? — повременив, спросил я.
Искандаров сглотнул. Подождал отвечать, словно бы решаясь произнести какие-то слова.
— Этот человек идет по пятам за Абади. Он подчищает за ним. Выполняет грязную работу. Приходит внезапно, и так же внезапно уходит, словно призрак, — Искандаров замолчал. Поджал губы. Под его высокими, островатыми скулами заиграли желваки, — а значит, очень скоро он будет и здесь, на границе.
Искандаров вздохнул.
— Я долго во всей этой системе, Саша. Знаю, какой она бывает громоздкой и вялой. Иногда решительные, но неуставные действия дают больше результата, чем работа по любым инструкциям. И ты, Саша, способен на такие действия. Я видел это буквально собственными глазами. На это я и надеюсь, — разведчик сглотнул. — Сейчас мне только и остается, что надеяться.
— Почему вы уверены, что он будет здесь? — спросил я.
— Я не уверен, — покачал головой Искандаров. — Но я так думаю. Они узнают, куда мы пришли. Узнают, где был Абади. Куда его увезли. А потом попытаются…
— Убить, — докончил я.
— Верно, — Искандаров кивнул. — Попытаются достать его. Может, подготовят диверсию, может станут через местных информаторов подстрекать сочувствующих афганской оппозиции советских граждан. И все для того, чтобы убить Абади.
— Союз поймал пакистанского шпиона, — задумался я. — Это международный скандал. Выходит, что представитель официально нейтрального государства участвует в афганской войне.
— Они будут все отрицать, — покачал головой Искандаров, — Пакистан скажет, что не знает никакого Абади. Огласка им не нужна по многим причинам. В том числе она может помешать их операции.
— Но сам Абади определенно знает многое. И расскажет это нашим.
— Верно, — кивнул Искандаров, — и Тарик Хан, как минимум, попытается заставить его замолчать. Как максимум — вернуть то, что носил Абади в желудке.
Пусть Искандаров и ходил вокруг да около. Пусть начал издалека, но я понимал, к чему он клонит.
— Значит, вы хотите, чтобы я убил этого Хана, — не спросил, а утвердил я.
Искандаров отвел глаза. Почему-то сейчас он не смог выдержать моего взгляда.
— Верно, Саша. Именно этого я и хочу.
Я нахмурился.
— Посмотри на меня, — Искандаров показал мне искалеченные, с уродливо зажившими ожогами руки, — я уже не боец. Мое время прошло. Но если случится так, что ты встретишься с этим человеком, я прошу тебя отомстить ему. Отомстить за мою жену. Отомстить за те злые дела, что он делал и еще сделает. Дать нам время понять, что это за «Пересмешник» такой…
Взгляд разведчика ожесточился.
— И расстроить все их планы.
Искандаров несколько мгновений подождал моего ответа, но когда я промолчал, он продолжил:
— Я знаю, что ты добил Батубра Нафтали. Ты не испугался этого. Не испугался последствий. И знаю, что ты не осудишь меня за такую просьбу, если даже и откажешься ее выполнять.
— Не осужу, — кивнул я. — Но