— Он медлит, — я выступил вперед, — потому, что не хочет умирать.
Я показал мальчишке кулончик.
— Видишь это? — Сказал я.
Парень, тяжело дыша, поднял на меня полуприкрытые глаза. Что-то пробормотал.
— Что он сказал, товарищ капитан? — Спросил я.
— Сказал, что не станет говорить с тобой, — кисловато ответил Наливкин.
Внезапно на лестнице зазвучали шаги. В коридор спустился Маслов.
— Товарищ капитан, Аисты добивают защитников. Сейчас они…
Лейтенант замер на месте, при виде всей этой картины. Потом поднял автомат.
— Нет, стой! — Крикнул я, вскинув руку, — у него гранаты! Убьешь его, и мы все погибнем!
Ефим Маслов злобно выматерился, но оружия не опустил.
Наливкин примирительным тоном что-то сказал парню. Тот уставился на капитана, и, повременив от слабости, покачал головой. Потом и вовсе осел на пол, не выпуская гранат.
— Если он умрет, мы взлетим на воздух, — констатировал Наливкин. — Нужно…
Он осекся, когда я шагнул к парню. Я видел, что душманенок до последнего цеплялся за жизнь. Что боялся отпустить предохранительные скобы гранат и отправиться к своему Аллаху. Слишком боялся. Не так это просто — расстаться с жизнью. Далеко не так, как многим кажется.
Но… может быть, он боялся лишить жизни свою мать?
Я опустился к нему. Снова показал кулончик.
Парень с трудом приподнял голову. Глянул на деревянную коровку.
— Мы советские солдаты. Мы спасли твою сестру. Если ты позволишь, спасем и мать.
Черные от крови руки парня дрожали. С каждой секундой жизнь покидала его молодое тело. С каждой секундой все больше сил требовалось ему, чтобы удерживать гранаты от взрыва.
— Товарищ капитан, — обратился я к Наливкину, — мне нужна ваша помощь.
— Он не уйдет, — возразил Наливкин. — не отдаст гранат. С ним нет смысла договариваться. Тронешь его, и мы все тут рванем.
— Прошу вас, капитан, — обернулся я.
Наливкин поджал губы. Переглянулся с Искандаровым. А потом стал пыхтеть, опускаясь и устраивая разведчика у стены, рядом с афганцем.
Когда капитан приблизился и сел со мной рядом, то сказал:
— Если ты хочешь отобрать гранаты силой, это плохая идея. Можем не успеть.
— Я не хочу. Прошу, переведите ему то, что я скажу.
Наливкин вздохнул. Кивнул.
Парень вдруг приподнял руки, и, казалось, он вот-вот разожмет предохранительные скобы, но Наливкин передал ему мои слова:
— Твоя сестра, Тахмира, жива. Мы спасли ее.
Парень замер, глянул сначала на Наливкина, потом на меня.
— Ты хочешь сказать, что та девчонка… — Спросил было у меня Наливкин, но недоговорил.
Я перебил его:
— Да. Пожалуйста, товарищ капитан. Не отвлекайтесь.
— Мы советские солдаты, — продолжал я, — мы спасли твою сестру, Тахмиру. Она в безопасности…
Наливкин медленно переводил. Истекающий кровью парень слушал. Дыхание его все слабело и, с каждой секундой, замедлялось.
— Мы спасем и твою мать тоже, — продолжал я. — Они будут жить. Я обещаю тебе это. Но если гранаты взорвутся — сегодня здесь погибнут все.
— Шурави… — прохрипел тихо мальчишка.
— Да. Шурави, — я приложил ладонь к груди. — Саша.
Потом указал на парня.
— Я… Ясир… — произнес он свое имя.
— Позволь мне забрать гранаты, Ясир.
Наливкин перевел. Парень не ответил.
Мы с капитаном переглянулись, и я медленно потянулся к гранатам. Схватил парня за кисти, сам надавив на скобы.
Слабо приподняв голову и посмотрев на меня взглядом, в котором едва виднелось сознание, парень заговорил.
— Он говорит, что считает себя виноватым, — стал переводить Наливкин. Лицо капитана сделалось скорбным. — Он не хотел, чтобы его сестра и мать оказались в беде. Он не думал, что моджахеды заберут и их.
Парень замолчал, раскашлялся и сплюнул кровь. Когда снова принялся хрипло дышать, большой кровавый пузырь появился у него на губах.
Ясир заговорил, и пузырь лопнул.
— Он говорит, что тут есть тайный проход, — Наливкин стал переводить его слова, — проход ведет к старому арыку, что за южной стеной караван-сарая. Мы сможем выйти там.
Я заглянул парню в глаза, покивал. Потом медленно и аккуратно отобрал гранаты.
— Маслов! — Крикнул Наливкин.
Лейтенант подоспел, взял у меня сначала первую Ф-1, и вставил на место чеки новую, видимо, взятую с какого-то запала. Потом, тоже самое он сделал и со второй гранатой.
— Аисты скоро будут здесь, товарищ капитан, — сказал он, засовывая гранаты в подсумок, под рубаху, — нам нужно торопиться.
Я же тем временем взял руки парня и покрепче прижал ими его же раны. Мальчишка опустил глаза, чтобы посмотреть, что я делаю. Потом снова поднял на меня взгляд. И заговорил.
— Он говорит, что ненавидел русских, — начал Наливкин свой перевод, — что считал, что от нас на его земле одни беды. Теперь он не знает, как ему считать. И…
Начальник осекся. Парень замолчал, дыхание его стало звучать болезненно и очень тяжело.
— И теперь у него больше нет сил кого-то ненавидеть, — закончил капитан Каскада.
Еще несколько мгновений глаза мальчишки Ясира блестели в темноте. Он уставился прямо на меня.
Не сказав парню больше ни слова, я только кивнул.
А потом Ясир закрыл глаза. И умер.
Мы продвигались по узенькому каменному туннелю. Света здесь не было, и я прихватил лучину, чтобы подсветить нам путь.
Воздух в туннеле был еще более затхлым и будто бы стоячим. Казалось, этот проход не открывали много лет.
Узкие стены и низкий потолок давили на грудь, затрудняя дыхание. От этого каждый шаг давался гораздо сложнее, чем на поверхности.
— А если это засада? — Пыхча и ведя всхлипывающую женщину, спросил Маслов, — мы что, поверим душману? Вдруг там тупик!
— Вариантов у нас немного. Как говорится, дареному коню в зубы не смотрят! — Кричал ему Наливкин, помогавший Искандарову, идти.
Разведчик держался молодцом. Пусть, каждый шаг давался ему с трудом, но он превозмогал боль в своих загноившихся ступнях и шел вперед.
Вот только, как известно, группа движется со скоростью самого медленного ее члена. Так выходило и у нас.
Я шел последним. Передо мной топал молчаливый афганец.
Несмотря на то что этот человек казался очень равнодушным ко всему происходящему, он обрадовался, что мы взяли его с собой. А вот женщина — дело другое.
Мы с Наливкиным еле оторвали ее от груди мертвого сына. Да и то, только