Мечеть осталась за спиной. Там же развернулась и степь. Ветер утих еще сильнее. Он пригнал тучи откуда-то с севера.
Когда мы вошли в ущелье, чтобы снова пересечь горы и на этот раз двигаться к Шамабаду, стало душно. Несмотря на то что солнце уже зашло, камни скал, раскаленные им, грели как надо. Заставляли спины и лица покрываться потом.
Капитан шел первым и вел свою лошадь под уздцы. В седле сидел советский разведчик. Искандарову будто бы стало лучше от травяного отвара, которым ему обработал ноги старый пастух. Тем не менее разведчик оставался все таким же необщительным. Он редко говорил с кем-то из отряда. Если и отвечал, то только односложно и по делу. Только с Шариповым несколько раз вел по-настоящему продолжительный разговор.
Искандаров был занят. Позаимствовав у Наливкина карандаш и несколько листков бумаги, он что-то писал прямо в седле. Писал медленно, в неудобной позе, но казалось, это занятие занимало все его внимание. Впрочем, остальные сильно к нему не лезли.
Мы с Нарывом шли конными следом. Везли в седлах собак. За нами ехал раненый Глушко, которому стало лучше после оказания первой помощи. Кровотечение его остановилось, но боеспособности он лишился почти полностью. Одной рукой с пулеметом не управишься.
Дальше переставляла ноги лошадь Ефима Маслова. Лейтенант тоже вел ее под уздцы. У него в седле, как-то сжавшись, ехал пакистанский шпион. Следом — свою кобылу вел второй Маслов. В его седле сидели девочка Тахмира с мамой.
Особист отдал свою лошадь раненому советскому пленному — младшему сержанту по имени Тимофей, который не мог перенести пеший переход и совсем ослаб. Спина его, иссеченная душманскими палками, воспалилась уже в мечети. Звада обработал его как смог — дал антисептик, но своим ходом солдат идти все равно не мог.
Замыкали строй еще двое советских солдат — Максим и Юра, ну и молчаливый афганец. За ними, арьергардом, ехали Звада и Малинин.
— Потому что компас сбоит, — сказал я.
— Как это — сбоит? — удивился Наливкин, но шага не уменьшил. Просто обернулся вполоборота, поглядывая на меня. — Стрелка скачет. Возможно, где-то поблизости залежи металлов.
— Всё может быть, — Наливкин пожал плечами. — Я во что угодно поверю, но только не в то, что дело в компасе. Штука — на века. Я им как-то на спор орехи колол. И ничего — как новенький.
— Так может, потому стрелка и скачет, что не пережила встречи с орехами? — ухмыльнулся я.
— Да не! Это давно было! Я этим компасом еще потом в Афгане пользовался. Работал вполне справно. Может, тебе показалось?
— Мне редко что-то кажется, товарищ капитан, — сказал я, защелкивая крышку компаса и убирая его обратно в чехол.
— Ну… — Наливкин сделал вид, что задумался. — Возможно, действительно какая-то магнитная аномалия. Мало ли что?
— Возможно, — ответил я негромко.
Сумерки всё густели. Монотонные звуки стука копыт и звона упряжи убаюкивали. Сами кони устало фырчали, хвостами отмахивались от вечерних комаров. Пахло конским потом, нагретой сухой пылью и душистыми травами. Возможно, где-то на вершинах этих скал обильно цвела полынь.
Минут через тридцать мы вышли к сухому руслу древнего горного ручья. Ручья тут не было и в помине, но неширокий мостик, сооруженный из старых бревен и досок, всё еще перекидывался с одного берега на другой. Дальше дорога снова вела по ущелью.
Здесь тропа, бегущая по дну ущелья, расширялась. Переходила в просторный каменистый берег. Когда мы выехали на него, я поровнял бока своего жеребца с кобылой Наливкина. Погладив Булата по холке, спрыгнул. Когда пес попытался слезть вслед за мной, остановил его.
— Мост вроде надежный, — сказал Наливкин, подойдя к переправе. — Хоть и старый.
— Лучше не рисковать лишний раз, — буркнул Шарипов, тоже слезший с лошади и решивший осмотреть переправу. — Не стоит заходить на него всем скопом. Пойдем по одному.
Наливкин наступил на суховатую доску щербатого, почти по всей своей поверхности моста. Доска протяжно скрипнула. Сквозь щели старинного деревянного покрытия можно было увидеть каменистое дно. Русло было неглубоким. Но упади лошадь вниз — точно переломает ноги.
— Давайте я пойду первым, — проговорил Шарипов. — Проверю. Может, он меня и пешего не выдержит. Мост, все-таки, выглядит ветхим.
Наливкин не возражал, и Шарипов ступил на доски. Медленно, аккуратно пошел вперед. Доски скрипели у него под ногами. Конструкция пошатывалась, но держала.
— Нормально, — обернувшись, сказал Шарипов. — Переберемся.
Не успел он пойти назад за своей кобылой, как мы услышали топот копыт и блеяние в ущелье, что лежало на том берегу.
— Пастухи? — спросил Ефим Маслов, ждущий у плеча Наливкина.
— Нет, — сказал я. — Местные в такие места скотину на выпас не выводят.
Впрочем, ответ явился нам почти сразу. Короткошерстые, рыжевато-дымчатые животные высыпали на противоположный берег. Это были козлы. Стадо, состоящее по большей части из короткорогих козочек и ягнят, вел огромный козел.
— Ишь ты, — хмыкнул Наливкин, наблюдая, как животные, чутко навострив уши, уставились на нас — незнакомцев. — Красавцы какие.
— Как ни как, а дичь, — задумался Фима, поправляя ремень АК на плече. — Товарищ капитан, разрешите?
— Отставить. Еще чего, — недовольно надул ноздри Наливкин. — Не до охоты нам сейчас. Да и ты посмотри на них? Это ж безоаровый козел. Краснокнижный.
Ефим ничего не ответил Наливкину. Но казалось, погрустнел.
Тем временем козел уставился на нас с интересом. Он был велик. Навскидку весил не меньше восьмидесяти килограммов. Козел носил на голове огромные, загнутые назад, толстые и очень бугристые рога.
— Щас пройдут, и мы двинемся, — заключил Наливкин.
Да только проходить стадо не спешило. Даже напротив — козел зашел на мост, да так и остался там стоять, сверля нас желтыми с черными черточками зрачков глазами.
Козочки же, будто бы попривыкнув к нам, принялись скакать по пологим стенам ущелья, щипать то там, то тут низкорослую травку, что пряталась в камнях.
— Кажется мне, они уходить и не думают, — хмыкнул Шарипов.
Наливкин вздохнул.
— Ладно, щас я их шугану.
Он сунул под мышку короткую жесткую нагайку, поправил автомат за спиной. Решительно посмотрел на козла. Тот уставился на капитана не менее решительным взглядом.
Уже тогда я понял — намечается что-то легендарное.
Наливкин уверенно пошел по мосту. Всем видом он показывал козлу, что ни капли его не