— Да они не купятся! — повысил голос Наливкин. — Они просто махнут рукой на всю эту болтовню и разбомбят нас к едрене-фене!
— Они уже пошли на переговоры, — возразил Шарипов и поднялся, — а значит, шанс есть. Не меньше и не больше, чем если мы дадим им бой! Зато у нас будет гарантия, что нас не поубивают минами, а потом не перестреляют в ближнем бою!
— Да нет у нас никакого шанса! — едва ли не крикнул Наливкин. — Я думал, у вас там, в особом отделе, ребята поумнее сидят!
— Да что-то я вижу, что в спецназе офицеры тоже особым умом не отличаются, — колко заявил Шарипов.
— Слушай, капитан, ты давай, не перегибай палку, — Наливкин помрачнел и направился к особисту.
— Иначе что, товарищ капитан? — Шарипов глянул на Наливкина исподлобья.
— Кажется, вы решили друг друга поубивать раньше, чем за нас возьмутся душманы, — раздался внезапно голос Селихова.
Офицеры, несколько мгновений буравившие друг друга взглядами, почти синхронно обернулись.
На первом этаже повисла тишина. Никто не решался сказать ни слова. Казалось — пророни хоть одно, и тут же начнётся миномётная бомбардировка.
Перед Шариповым и Наливкиным, в сопровождении Ефима Маслова, стоял Селихов.
Сержант был безоружен. Он пришёл без автомата. Снял подсумок и штык-нож. Даже панаму свою где-то оставил.
Капитаны глянули на него почти одинаковыми, недоумёнными взглядами.
— А чё это ты задумал, Селихов? — спросил Наливкин.
* * *
— А что это ты задумал, Селихов? — спросил у меня Наливкин.
— Сдаться, — хмыкнул я.
— Чего? — хрипловато спросил Шарипов.
— Сашка, ты в своём уме? — Наливкин забавно моргнул округлившимися глазами. — Мы своих не бросаем!
— Я не позволю тебе сдаться в плен к этим собакам, — холодно заявил Шарипов.
— Я думаю, позволите, — пожал я плечами. — Даже больше — вы мне в этом посодействуете, товарищи капитаны.
— Сашка, — Наливкин раздражённо выдохнул, — хватит с тебя уже геройства. Один раз богу душу чуть не отдал, и будет. А если упрёшься — так и знай, я тебя прикажу связать и посадить в подвал, к Искандарову.
— Поверили? — я хитровато улыбнулся.
Лица офицеров удивлённо вытянулись. Наливкин даже рот открыл, но почти сразу закрыл обратно. Сглотнул.
— Вот и славно, — сказал я. — Теперь главное, чтобы духи тоже поверили.
* * *
Нафтали с трудом держался в седле. Тем не менее, держался.
Десять минут назад посланник, который вернулся к спецназовцам шурави, чтобы узнать их ответ, прибыл на стоянку «Аистов», находившуюся у выхода с козьей тропы.
Нафтали неплохо подготовился к штурму мечети. Он знал, что скрытно подойти не получится, потому решился на некое подобие осады: рассадил в горах и в складках местности снайперов и малые стрелковые группы. Поставил несколько миномётных расчётов на местных вершинах.
Если бы шурави не пошли на его условия, уже через четверть часа мечеть лежала бы в руинах, а «Аисты» отправились к ней, чтобы добить выживших.
Но они согласились. И Нафтали желал, чтобы они согласились. Он хотел лично убедиться, что именно Шайтан попадет ему в руки.
Посланник передал своему командиру, что Шайтан отказался сдаваться добровольно. Тогда шурави просто схватили его, обезоружили и заверили, что передадут его лично в руки Нафтали. Однако, они хотели услышать именно от командира «Чохатлора», что им гарантируют жизнь.
Нафтали пошёл на этот шаг. Он был бы не он, если бы позволил кому бы то ни было ещё забрать Шайтана из мечети. Для предводителя «Чёрного Аиста» это был вопрос чести.
А ещё «Аист» действительно собирался отпустить советских солдат. Сейчас для Нафтали ничего не имело значения. Ничего, кроме Шайтана. Даже на Саида Абади, что содержался в стенах этого ветхого здания, «Аисту» было плевать.
Они выдвинулись вдесятером. Все шли в конном строю. И во двор мечети въехали без каких бы то ни было препятствий.
Нафтали, несмотря на боль, выпрямился в седле. Горделиво приподнял голову, наблюдая за суровыми лицами шурави, что смотрели на него сквозь бреши в стенах мечети.
Ещё несколько советских спецназовцев встретили конников у руин минарета. Их было четверо, все вооружённые, крепкие, бывалые. Как минимум двое, судя по возрасту, были офицерами.
Нафтали улыбнулся сквозь боль. Придержал коня, когда он и его люди приблизились к шурави.
— Абдул, — начал Нафтали, стараясь не кривиться от боли в ранах, усеявших его конечности и тело, — спроси у этих собак, где Шайтан?
Абдул — худой, как палка, «Аист» с сухощавым лицом и длинной, но редковатой бородой, спросил.
— Они говорят, что сначала хотят убедиться в твоих добрых намерениях, господин.
— Скажи им, что если они отдадут мне мальчишку, я сохраню жизни всем, кто находится сейчас в мечети. Что дам им спокойно покинуть это место и добраться до своих.
Абдул передал.
Тогда широкогрудый и круглолицый шурави, который, по мнению Нафтали, и был командиром этого отряда, нахмурился. Сурово кивнул. Что-то крикнул.
Спустя мгновение Нафтали услышал ругань и копошение. Двое солдат вытянули из-за руин минарета безоружного парня со связанными руками.
Потом его подволокли к командиру шурави. Бросили на колени перед Нафтали.
— Скажи, пусть покажут мне его лицо, — пробасил Нафтали.
Абдул передал.
Тогда широкогрудый шурави приблизился к мальчишке, взял его за волосы и заставил поднять голову.
— Шайтан… — вырвалось у Нафтали против его воли.
Это был он. Без всяких сомнений, он. Командир «Чохатлора» слишком хорошо запомнил лицо этого человека. Запомнил его взгляд. Его глаза, в которых не было страха.
Глава 10
Одноглазый, верхом на коне, высился надо мной. А еще он смотрел прямо на меня, наклонившись по правый бок конской шеи. Смотрел, не отрываясь, словно завороженный. Я смотрел в ответ.
Наливкин, державший меня за волосы, медленно отпустил. Выпрямился.
«Сдавали» меня душманскому командиру несколько человек. Среди них были Наливкин, Шарипов и Глушко с одним из братьев Масловых. Мы впятером сейчас, в эту самую секунду, рисковали больше других. Особенно учитывая то, что должно было начаться во дворе через каких-то полминуты.
Нафтали что-то гаркнул своим людям. Двое из конников, стоявших за спиной своего командира, спешились.
«Значит, он решил не сходить с коня, — подумал я, не сводя глаз с командира „Чохатлора“. — Что ж. Это усложняет дело. Ну ничего. Я предусмотрел