Глава 37. Надежда, которая умирает, но никогда до конца
Богиня Бентэн, два ее волка-оками и весельчак Хотэй прибыли на гору Камияма вдвоем. У остальных богов находились дела поважнее иноземной беглянки. Бишамон осталась в Небесной резиденции — она была божеством ответственным и не собиралась пренебрегать своими обязанностями. Старики тоже не пошли: умотались. В стране с самым старым населением в мире покровители пожилых пользовались сумасшедшей популярностью. Дайкоку и Эбису пересчитывали монеты и сводили дебет с кредитом.
Духи-оками великой богини Бентэн вели к старой развалюшке на склоне горы Камияма. А потом вдруг почти у самых дверей — раз! — и замерли. Перевели недоуменные взгляды фосфоресцирующе сияющих фиалковых глаз на свою хозяйку.
Бентэн нахмурилась, толкнула дверь, зашла в жилище болотной ведьмы.
Кикиморы и ее верного каукегэна не было. Только грязно-фиолетовая дыра на полу затягивалась прямо на глазах.
— Она отправилась с Йоми, — ошеломленно сказала Бентэн, ощутив характерный для подземного мира сладковатый запах гниения и влажной земли. Покосилась на стекляшку с дымящимся еще зельем, прикрыла глаза. — Сама отправилась, по доброй воле.
Хотэй вздохнул. Ему, богу веселья и смеха, подземный мир был совсем не по нраву.
— И зачем? — спросил он, отойдя подальше от растягивающегося фиолетового пятна. Его обычно радостное лицо погрустнело, под глазами набрякли мешки, и морщины-лучики возле глаз опустились вниз.
Оба бога знали, что возврата из мира мертвых нет. Мало кто, кроме богов, в силах покинуть вечную обитель печали богини-матери Идзанами.
Хотэй озабоченно потер отвисшую мочку уха.
— Надо разузнать, как чужачка сбежала с Небесной горы. Потом найти горную ведьму — никто, кроме нее, не приготовит черное зелье для открытых врат в мир Йоми. Надо еще понять, кто будет спускаться за иноземкой в подземный мир…
— Нет, — перебила его вдруг Бентэн. — Никто не должен спускаться за Мари-онной. Она должна остаться в подземных владениях Идзанами.
Хотэй удивленно посмотрел на Бентэн. Он не ожидал от нее такой жестокости, поэтому осторожно спросил:
— Сообразно ли такое наказание самому преступлению? Ведь чужачка только сбежала, не причинила никому вреда…
Хотэй сострадал маленькой болотнице из далекой страны. Мир Йоми — место вечной тоски и печали, место вечного умирания и бесконечного страдания грусти.
Но Бентэн на это только упрямо качнула головой.
— Нет, Хотэй, пусть все идет как идет.
— Но…
— Поверь, Хотэй, бог счастья и смеха, поверь и не спорь. Мари-онна должна справиться сама.
Она вдруг улыбнулась ускользающе и мимолетно. Ее глаза засияли, как горный хрусталь, и Хотэй понял, что богине течений времени, которой доступно порой одним глазком заглянуть в будущее, стало известно чуть больше, чем ему.
— Что ты видела? — не утерпев, спросил он. Бог счастья и веселья всегда был любопытнее прочих богов.
Бентэн помолчала. Потом уселась у еще теплого очага, откинула длинные гладкие волосы на спину, положила тонкие белые пальчики на биву, наиграла грустную мелодию. Хотэй застыл, прислушался к нежным переливам духовной музыки.
— Согласен ли ты с Дюродзином? С Бишамон? С Дайкоку? Согласен ли ты, бог смеха и радости, с тем, что богами должны быть только мы — семь богов счастья? Согласен ли с тем, что никто не должен отнимать у нас власть и силу? Согласен ли ты с тем, что под небом Страны, В Которой Восходит Солнце, нет места иным божествам? — тихо спросила она.
Хотэй не ответил. Только посмотрел на нее смеющимися глазами, а потом низко поклонился богине, оглушительно хлопнул в ладоши и исчез.
Бентэн же окинула взглядом избушку Ямаубы, наиграла что-то задумчиво на биве и тоже с тихим хрустальным звоном растворилась.
Небо разорвал оглушительный удар грома, а потом все стихло.
* * *
Когда Кикимора, вцепившись каукегэну в холку что есть сил, нырнула в фиолетовую муть, Ямауба, проклиная все на свете, топала вверх по крутому склону в гости к тенгу. За поясом у нее лежал сложенный веер — тот самый, который подарил старый Дайтенгу кикиморе.
Пусть помогает. Тенгу — сила грозная, они не позволят так просто забрать у них священную гору, они могут дать отпор семи великим богам, пусть хоть и на время.
Сразу после тенгу Ямауба собиралась к Омононуси и его прекрасной жене Ёрогумо. После — ко всем остальным богам близ горы Камияма, чтобы предупредить их о непотребстве, задуманном семью богами счастья.
Но все это было не так важно, как миссия кикиморы Мари-онны, которая должна была сделать невозможное: найти богиню-мать Идзанами, повелительницу подземного мира. Да еще не только найти, но и договориться с ней. И самой вернуться обратно. А это могут делать только боги, да и то, если Идзнами будет в расположении.
«Две дуры старые, чего удумали! До Идзанами добраться! Самой матери богов настучать на богов счастья! Поймают нас семь великих богов, горы наши с землей Дзашиновыми руками сравняют. Будет нам и онигири с повидлой, и бамбуковой каши ведро!» — мрачно думала Ямауба, злясь на себя за то, что ввязалась в авантюру. Но — все равно топала вверх. Надежда, как известно, умирает последней.
Глава 38. Идзанами и Идзанаги
«В Йоми тебя ждет неизбывная тоска, которая отравит тебя и сделает тебя безвольной и слабой».
Это первое, что вспомнила кикимора, когда оказалась на твердой земле, спустившись в подземный мир Йоми, царство мёртвой богини.
«Ну, не прям чтоб, — подумала кикимора, оглядываясь по сторонам. — У нас на болотах в ноябре потоскливее бывает».
Вообще атмосфера тут была похожей на ту, в темнице богов, которую кикимора и ее подружка по несчастью расфигачили темной аурой по самое небалуй. Ничего незнакомого. К тому же, с той тоской кикимора уже научилась справляться.
Правда, и отличия тоже были, и немалые.
Во-первых, тут не было всепоглощающей темноты. Свет, какой-то весь гаденький и кислый, распространялся от гнилушек, натыканных где попало.
Во-вторых, тут были пейзажи, и кикиморе они даже понравились. Впрочем, вкусы у нее были специфические, оттого и всякие выгнутые мертвые деревья и ядовитые испарения от болот были почти родными.
Человека, оказавшегося в преддверии Йоми, ждали бы разложение и неминуемая смерть. Боги бы, может, только почихали от темной ауры, которая свисала с веток деревьев пышными лохмотьями. Кикимора, будучи сильным духом, тоже, как и боги, могла бы тут путешествовать без особого вреда для здоровья, каукегэну, питавшемуся ее силой, вообще было по барабану.
Но все это было хорошо и замечательно только в преддверии