— Кто ты? — помолчав, спросил демон.
— Кикимора я болотная, из Благовещенска. Никогда не слыхал?
Демон пожал плечами. О таких ёкаях и о таких местах он ничего не слышал. Образование у него чуток похуже было, чем у кикиморы.
— Как я тут оказалась? Понятия не имею. Вот, Дружок меня к тенгу ведет. Не знаю уж, кто они такие, но вроде как сильные, с крыльями. Мне домой надо, может, помогут.
Висельник сочувственно покивал. Между делом съел пирожок, почавкал от удовольствия и протянул ответный подарок.
— Держите этот кусок веревки, госпожа Кикимора-Сан. Если понадоблюсь, наденьте на шею, и я приду.
«Да, это не волшебный клубок и не яблочко заговоренное», — подумала кикимора, но подарок приняла и даже поклонилась со сложенными перед лицом руками. Она была женщина вежливая.
— Госпожа кики-мора-сан, а каукегэн твой повеситься не хочет? — с надеждой напоследок спросил демон.
— Тотошка-то? Нет, не хочет. Он мне служит верой и правдой.
Кубирэ-они погрустнел, но попрощался с гостями чин по чину. Если с ним по-человечески, то и он к другим так же.
Демон вздохнул, посмотрел гостям вслед и залез на дерево. Спустя минуту по лесу снова разнесся противный монотонный скрип.
Глава 4. Сестричка бабки Ёжки
Утро в мире духов было поганеньким. Такое туманное, серое, промозглое. В отдалении шлялись полупрозрачные тени, выли и стонали. Дома, казавшиеся вчера обитаемыми, сегодня выглядели заброшенными развалинами. Всюду по-прежнему стоял густой туман. Звуки доносились до уха с запозданием, и это тоже не добавляло радости. В общем, было неуютно.
— М-да, это мне не родные болота, — сказала кикимора. — Идем, Тузик, на вашу кудыкину гору.
— Да, Мара Сама, — послушно сказал дух мора и неудач и поплелся за своей новообретенной госпожой. До кудыкиной горы было еще пилить и пилить.
Прошли они не сказать чтоб долго.
Женский испуганный крик раздался совсем рядом, а потом смолк. А потом снова, и опять смолк. Кикимора тяжело вздохнула и пошла прямо на крики. Такая уж у нее была натура — не проходить мимо.
Женщина средних лет в розовом платье размахивала сумочкой. Глаза у нее были совершенно ошалевшие, круглые и очень испуганные. Один каблук на ее туфле был сломан. Женщина определенно была человеком. Видимо, засосало бедолагу в мир духов, это дело не прям чтоб уж редкое, такое и на благоцещенвских болотах случалось.
Вокруг женщины уже вились жуткие ёкаи и открывали рты — примерялись. Чавкали челюсти, прямо в туман на дороге капали голодные слюни. Ёкаи были слабенькие, мелкие, потому и нападали стаей, примеряясь к лодыжке несчастной женщины.
— Мать моя Мокошь, — вздохнула кикимора, — ну что ж вы как дикари какие? Нельзя по-человечески, да? Вон, в сумке у нее и рыбка есть, и овощи. Попросили бы нормально — поделилась бы, как от шока отошла. Человечину-то жрать зачем? Так вкусно что ли?
Ёкаи как один уставились на кикимору.
— Вкусшсшсно, — сказал один, с головой краба, и вертикально моргнул.
— Ничего слаще хрена не пробовали чтоли? — изумилась кикимора. Она была гурман, но человечинку не понимала. Всяко похуже хорошей оленинки или кабанинки. А уж рыбка точно вкуснее, чем несчастная потная тетка со всклоченной прической.
— Дружок, проводи даму до дома, нечего тут ей делать. Только рыбку у нее отбери, будет налог на переход, — сказала кикимора, и каукегэн поспешил выполнить поручение. Темная аура, которой делилась Мара Сама, была полный восторг, и теперь у Бобика было много сил.
Кикимора смотрела, как Тузик с бешеным лаем кусает круглыми челюстями мелких демонов за попы и радовалась. Полезная животина — собачка. Может, с собой домой забрать? Все веселее будет на болотах, компания какая-никакая. Сядут вечерком на крылечко, будут пирожки жевать и на закат смотреть.
Наконец каукегэн отбил от ёкаев всхлипывающую тетку, растекся серым дымком по земле, и они оба исчезли. Оставив, впрочем, тут, на ёкайской земле, пакет из человеческого супермаркета.
— Пожалуемся на тебя, — плаксиво вякнул один из ёкаев, на этот раз с черной козлиной головой, — найдут на тебя управу.
Он был раздосадован, а еще больше голоден, но не дергался, потому что вернувшийся каукегэн показал зубки, мол, только попробуй сунуться.
— Да погоди ты ябедничать. Обойдемся и без человеческих филеев, — сказала кикимора и деловито набрала в руки веточек. Через минутку развела костер, отрядила козлоголового найти кастрюлю и соли.
— Рыбка не карась, конечно, но и эта очень даже хороша, — сказала она, оглядев добычу, и принялась творить.
Кикимора готовить любила и умела. Она вообще-то была знатный зельевар, травы разбирала, а где травы, там и приправы, и пропорции, и вообще: когда столько лет на свете живешь, времени довести свои умения до совершенства хватает.
Уха получилась отменная. Правда, соевый соус, по мнению кикиморы, был лишним, но тут свои культурные и пищевые особенности.
Расставались все вполне довольные друг другом, что кикиморе очень понравилось. Ей вообще нравилось, когда все тихо и мирно.
К обеду взошло солнце. Тут, в мире екаев, оно было все какое-то кривенькое, косонькое, тусклое, но у кикиморы поднялось настроение. Сейчас как дойдет до горы, как договориться с тенгу на оказание услуг по грузоперевозкам, как вернется домой! Устроит пир горой, напьется с Ягушей, набарагозится с лешими и водяными, а потом как выспится в своей уютной мягкой кроватке из натурального лебединого пуха (благо, на болотах в перелетной птице недостатка не было). Побыстрей бы!
* * *
— Мы заблудились, Мара Сама, — сказал каукегэн и понуро опустил голову.
Кикимора вздохнула. Предгорный лес был на диво густым и многонаселенным. Они по дороге и к злобной паучихе попали, и к какой-то говорящей слизи, и с духом болот каппой поцапались от души. А теперь вот — здравствуйте — заблудились! Кикимора ноженьки истоптала, устала, кустами колючими себе все руки расцарапала, собака ее в шерсть репейников набрала — мама дорогая! Сейчас бы прилечь, водички попить, отдохнуть. Хотя вон, в отдалении, домик, чтоль, какой?
И правда, домик.
— Иди, девочка, сюда, иди, милая, в гости. Я тебя гречневой лапшой соба накормлю, зеленым чаем маття напою, спать на пуховом футоне уложу, — услышала кикимора и вдруг расплылась в довольной улыбке. Голос узнала.
— Ягуша, милая моя, и ты здесь, — с облегчением сказала она.
Ямауба — горная ведьма — стояла на крылечке премилой деревянной постройки и ласково улыбалась. Она была вся такая миленькая пожилая японочка, в