— Езжай к своей женщине, прокурор… Вы ведь с ней поладили, да?
— Да, — отстраненно ответил я. И зачем-то добавил: — Она беременна… — Рейн промолчал. — Какое обвинение тебе выдвинули? — поднялся я.
— Никакого, — усмехнулся он.
Естественно. Я только покачал головой:
— Я вернусь завтра.
— Скажи Виммеру, что говорить я буду только с тобой, сотрудничать — тоже, — бросил он мне в спину.
Я кивнул и вышел.
* * *
Ни черта я так и не продвинулась в понимании этого мира и этого мужчины.
Я ходила по веранде туда-сюда в его ожидании, сидела на ступеньках, жгла свечи и смотрела на танец огня в стеклянных банках... И все думала, что ему сказать. О чем вообще говорить.
А говорить не пришлось.
Харт появился на дорожке бесшумно, взбежал по ступенькам лестницы и замер всего на пару вдохов, в которые я даже рассмотреть его не успела, не то что сказать что-то. Только взгляд врезался в душу и остался там отблеском от яркой вспышки света — дикий, голодный, пугающий и незнакомый. Сердце зашлось как в первый раз, когда он сгреб меня в объятья и понес в гостиную. Все, что могла — заворожено смотреть, как он стягивает пиджак, рубашку… как снимает с меня штаны, белье…
Когда между нами не осталось ни единого препятствия, Харт подхватил меня под бедра и, прижав к себе, понес в спальню. Осталось только закрыть глаза и отдаться ему полностью, потому что он бы и не дал выбора. Кожу на шее обожгло голодным поцелуем, рваный вдох пустил горячую волну к животу и жесткие пальцы впились в бедра…
Я знала, что он оставит болезненные следы… Но знала и то, что залечит каждый. И что я не пожалею ни о чем…
…Ночь вышла бессонной. Мы занимались любовью, засыпали ненадолго и снова сходили с ума от желания… И все повторялось по кругу.
— Может, поспим? — усмехнулась я устало, глядя в окно на посветлевшее небо.
Шевелиться не хотелось. Я лежала в его руках, уткнувшись в его шею, и не могла надышаться запахом своего избранного. С ума сойти, что творилось в голове. Дерзкий крышесносный коктейль из вожделения, удовольствия и гордости быть с таким самцом. Да, чувства моей кошки не отличались сложностью…
Мои были гораздо тревожней.
— Не могу от тебя оторваться, — напряженно выдохнул он и сжал меня сильней.
— Рон, что такое? — насторожилась я, приподнимаясь на локте, чтобы, наконец, посмотреть ему в глаза.
Не знаю, сколько ему понадобится дней и ночей, чтобы вернуть мне тот знакомый взгляд. Этот был все еще каким-то далеким, диким… и полным отголосков ужаса и боли, которые он пережил там без меня. На ребрах виднелись еле заметные кровоподтеки, а засыпая урывками он вздрагивал и сжимал меня в руках до боли.
— Рон, поговори со мной, — попросила я хрипло.
— Я не знаю, что тебе сказать.
— Что случилось там?
Я положила ладонь ему на скулу и нежно провела по ней пальцами.
— Меня использовали, — прикрыл он глаза, накрывая мою ладонь своей. — А я думал, что не выдержу…
Повинуясь порыву, я нежно коснулась губами его губ. Он не пошевелился, и только тревожная складка залегла глубоко между его бровей.
— …Доктор что-то еще сказал? — прошептал тревожно.
— Рано еще, — отстранилась я. — Не накручивай лишнего, ладно?
— Я думал, что больше не увижу тебя, — открыл он глаза и посмотрел в упор.
По спине прошел волной озноб.
— Но теперь-то все нормально? — с надеждой спросила я.
— Да. Только сегодня мне нужно будет вернуться туда.
— Зачем?
— Теперь я там работаю.
— Неужели…
— Слушай. — Его пальцы незаметно вплелись в волосы, и он потянул меня к себе. — Мне бы так хотелось, чтобы ты перестала обо всем этом думать…
— Ну простите, господин прокурор, — уперлась в его грудь, — если вы меня выбрали, то нужно смириться — голова идет в комплекте.
Его взгляд на несколько мгновений потеплел, но тут же выстыл:
— Дело о краденных детях двинулось с мертвой точки благодаря одному бывшему сотруднику отряда специального назначения. Он в одиночку вынес перевалочный лагерь в лесу, спас десятки детей. Нужно добиться его освобождения и использовать его информацию.
— Жаль, твой отпуск кончился, — осторожно заметила я.
— Да. Не вовремя это все…
Легкое касание губ высекло новую искру, и через несколько вдохов мы снова вспыхнули, будто ночной пожар в спальне выжег еще не все.
Когда за окном рассвело, я почувствовала только, как меня укрыли одеялом и услышала тихое «Спи».
* * *
Декабрьское утро выдалось зябким, как и положено. Но что странно, для меня морозный воздух казался все таким же пьянящим, как и весенний. Я будто впервые жил.
Деревянные ступеньки покрылись инеем, и борозды от когтей на краях стали особенно заметны. Я оглянулся на Донну, ожидая… и остро пожалел, что моя звериная ипостась не умеет улыбаться. Кошечка моя выползала понуро из тумана, едва не волоча большой живот по земле. Я понимал, что ей тяжко — носить двойню непросто. Но все не мог насмотреться… Какая же она у меня красивая!
Донна ворчливо рыкнула, направившись к лестнице, и с грацией тюленья вскарабкалась на веранду. Я нагнал ее в пару прыжков и, не сдержав порыва, принялся вылизывать все, что попадало под язык — морду, уши, нос, шею. Она фыркала, уворачивалась, ворчала, стойко принимая мои душевные порывы, но я никак не ожидал, что она тут же и сдастся, не найдя в себе сил дойти до гостиной…
Поведение ее зверя обескуражило Карлайла. Понятно, что выборка у него небольшая, но зверь Донны вел себя совершенно не так, как зверь его девушки. Я не вдавался в подробности, в чем отличия, для меня главное, что мы с Донной живем в гармонии. Да, она все еще толком не умела контролировать обороты, и иногда мне приходилось выходить с ней на прогулку под утро, но это даже нравилось. Мне доставляло удовольствие связывать эти две ипостаси своей женщины воедино. Благодаря ей мне открывался какой-то потайной мир, недоступный никому. Потому что ее зверь был самой непосредственностью, настолько близкой к природе, насколько, наверное, были звери, существовавшие раньше и понимающие этот мир лучше таких, как мы. Я следовал за Донной