Своей ведунской способностью, которая за столько веков ни разу не давала сбоев, он чувствовал, что за нужной перегородкой из сосны находятся две души, так подходящие ему. Точнее, Тугарин искал лишь одного — ребенка, который родился совсем недавно. На роль второго мог подойти кто угодно.
На всякий случай Трепов коснулся двери. Не без отвращения, потому что видел слои грязи, полосами натянутого дерматина, а затем прислушался к своей сверхчувствительности. Обостренное восприятие вибраций, слабое движение чужанского промысла, нечто, что некоторые назвали бы образами — все шло в ход. Тугарин сразу считал нужную информацию. Их двое, крохотный мальчик и мужчина младше тридцати. Наконец судьба, которая все это время капризно ухмылялась и отворачивалась, повернулась к нему лицом.
Жаль, что дар имел способность настраиваться в отдалении от чужого хиста. Нет, среди слабых рубежников Трепов тоже мог блеснуть знаниями, но вот в общении, к примеру, с кощеем, ведунский дар был практически бесполезен. Что поделать — он был совсем юным, когда взял пять рубцов, и еще не очень внятно понимал, как и что стоит просить у хиста.
Звонок не работал, поэтому пришлось стучать по накладке замка. Хозяин услышал его не сразу. Даже возникла мысль придавить этого недотепу хистом, однако Тугарин вовремя остановил себя. Кто знает, как промысел повлияет на ритуал? Пусть уж лучше будет как будет.
Наконец его услышали. Щелкнул замок, скрипнули петли, и дверь открылась. В нос ударил запах молока, грязных подгузников, стирального порошка и марганцовки. Трепов оглядел лохматого мужчину, хотя какого мужчину — будто бы еще парня: субтильного, с худым изможденным лицом и легкими синяками под глазами. На руках он держал спящего ребенка.
Впрочем, ничего не дрогнуло внутри Тугарина. Он знал, для чего пришел сюда. И понимал, что доведет дело до конца.
— Добрый день, — даже не пытаясь говорить тише, сказал Трепов. — Я из надзорного ведомства…
— Тише, Тимоша только заснул, — торопливым шепотом прервал его отец. — Так откуда вы?
— Из надзорного ведомства, — скривился от усмешки Тугарин.
У судьбы всегда было свое, особое чувство юмора. Сегодня оно проявилось в имени этого младенца.
Трепов без всякого дозволения вошел внутрь. Он знал, что важно не то, что именно говорит человек, а каким тоном он это делает. Потому его не очень волновало, существуют ли сейчас надзорные ведомства и как они называются? Главное сделать чуть недовольное и важное лицо, а все прочее — уже дело техники. Многое менялось в людях, но кое-что оставалось неизменным — страх перед сильными мира сего.
— Надо осмотреть, в каких условиях проживает ребенок, — заметил гость.
— Вы из опеки, что ли? — удивился отец. — Мы вроде бы ничего такого…
— Просто формальности, — устало ответил Тугарин, словно весь день тем и занимался, что ходил и тратил время незнакомых людей. — Вы так и будете стоять или закроете дверь?
— Да, конечно. Извините.
Ни один мускул не дрогнул на лице Трепова, хотя ему очень хотелось снисходительно улыбнуться. Он понял, что никаких проблем с этим недотепой не будет.
— Одна комната? Где вы спите?
— Вон там, диван раскладной. Тимоше купили кроватку, но он пока с нами. У нас все есть, подгузники, присыпки, кремы.
Мужчина засуетился, показывая наобум все, что попадалось под руку.
— А где жена?
— Побежала на молочную кухню. У нее проблемы с молоком. Роды были тяжелые, перенервничала. Было обвитие пуповины, но все, слава Богу, обошлось… А вот тут у нас еще пеленальный столик.
— Давайте я подержу Тимофея, — мягко улыбнулся Тугарин и протянул руки.
Трепов знал, что он выглядит располагающе. Более того, кощей и правда умел ладить с детьми. Оттого в свое время и собрал вокруг себя всю интересную детвору Твери, после выделив для Созвездия самых выдающихся рубежников. Хотя и с прочими поддерживал связь — никогда не знаешь, кто и на каких должностях может пригодиться.
Мало кто мог заметить холод в мягких глазах, вокруг которых собрались лучистые морщины. И молодой мужчина явно был не из числа этих людей. Он передал ребенка этому опрятному и дорого одетому старику и поднял с пола одну из многочисленных упавших вещей. А когда выпрямился и повернулся, то удивленно открыл рот.
Вот только ничего сказать не успел. Этот приятный старик, державший в одной руке Тимошу, в другой сжимал длинный кинжал. Вообще, конечно, стилет, однако случайная жертва была далека от знания подобных тонкостей. Он лишь понял, что именно этим оружием его и убили.
Тугарин ударил один раз, но второго и не потребовалось. Бил Трепов умело, прямо в сердце. Быстро и сильно. Наверное, это можно было сравнить с забоем скота на бойне. Когда равнодушный работяга отработанным за долгие годы движением сделал свое дело.
— Так надо, — сказал он будто бы извиняющимся тоном. Словно это могло хоть немного успокоить его жертву.
Кощей положил все так же мирно спящего ребенка на диван, и торопливо очертил вытекающей кровью рунный круг. А затем тем же стилетом уколол палец младенца. Тимоша скривил пухлое личико и заплакал. Еще не просыпаясь, но явно чувствуя, что происходит нечто неприятное. А Тугарин смахнул кровь ребенка и смешал ее с застывающей на полу юшкой.
— Когда смерть и жизнь сойдутся вместе, когда никто не одержит верх, придет третья сила. Нежизнь и ее главный вестник…
Он говорил долго, зная, что слово тоже хранит в себе часть неведомой силы. Все произнесенное для ритуала он придумал сам. Хотя бы потому, что прежде едва ли был кто-то, пытающийся сотворить нечто подобное.
Вот теперь можно вливать хист. Что Трепов и сделал. Промысла он не жалел, понимая, что связь с другим миром — занятие весьма энергозатратное. И непонятно, получится ли повторить ритуал с тем же ребенком.
Первое время казалось, что будто бы ничего и не произошло. Трепов даже закусил губы от обиды. Неужто все зря? Нет, ему не было жалко загубленной жизни и того, что этот младенец теперь вырастет без отца. Думал ли о таком Тугарин в прошлом, сжигая и пуская под меч целые селения? Жизнь имеет лишь тот смысл, который ты ей