— Ага, Хэмингуэю тоже так говорили.
— Это что за рубежник? Наш или из тверских.
— Ох, темнота. Доведешь, заставлю тебя «Старика и море» прочитать.
Я коснулся сухого и твердого ствола, и пальцы слегка закололо, а внутри родилось странное чувство — симбиоз страха и опасности. Но при этом пришло понимание, что раньше я подобного не ощущал. Это можно было сравнить с головокружением, когда после долгого сидения ты резко встаешь. Иногда оно даже представало, как нечто приятное. И всегда проходило за пару секунд. Однако наступал день, когда долго стоишь, а картинка перед глазами не торопится сфокусироваться обратно. И вот тогда нарастал страх перед неизведанным.
— Юния, вылези на минутку, ты мне нужна, — попросил я.
Лихо послушно выбралась из Трубки. Она втянула носом воздух, провела ладонью по стволу, затем смахнула вниз остатки трухи, после чего даже облизнула руку. Нет, если бы я не знал, что она действительно магическое существо, то посоветовал бы ей пойти на «Битву экстрасенсов». Там бы у нее были все шансы с подобным понтами.
— Сс… проклято, — решительно заявила она.
— Вот ты мудрое и старое… в смысле, опытное существо, — торопливо поправился я, заметив нехороший блеск в глазе. Урок номер один: сколько бы женщине ни было лет, нельзя говорить о ее возрасте. — А самого главного не замечаешь. Оно не проклято, что-то продолжает отравлять его прямо сейчас. Что-то, что связывает ларь.
— Ты-то откуда такой умный взялся, сс…?
— С Выборгского родильного дома, такое обшарпанное желтое здание на Ленинградском шоссе, — съязвил я. — Ну сама посмотри, лишайник, дерево. Мне кажется, под ним что-то закопано.
— Или кто-то, — без всякого заикания предположила лихо. — И что делать сс… будем? Лопату искать?
— Есть у меня вариант получше. Но чувствую, батюшке он очень не понравится.
Прежде чем лихо что-то спросила, я вытянул ладонь, призывая ее к молчанию. А сам прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Да, кощеевский дар у меня крутой. Вот только не сказать, что очень боевой. Попробуй тут сконцентрируйся, когда в тебя летит какое-нибудь смертельное заклинание. Может, со временем получится активировать его по щелчку.
К собственному удивлению, дыхательная практика довольно скоро дала действенные плоды. На четвертом или пятом выдохе перед глазами стали всплывать знакомые образы. Сначала туманные, но спустя какое-то время я смог навести резкость. И без всяких колебаний выбрал своего старого приятеля — лешего.
Сказать по правде, использовать «спасибо» батюшки вот так, ради подтверждения одного лишь предположения, было жалко. С другой стороны, у меня имелась какая-то стопроцентная уверенность, что именно подобным образом необходимо поступить. Такая бывает лишь у законченных лудоманов, когда они ставят сто тысяч на «Шинник» из второго дивизиона, который в кубке играет со «Спартаком».
— Услышь лес, — прошептал леший, чем только утвердил меня в правильности выбора.
Поначалу будто бы ничего не произошло. В смысле, я был все тем же Матвеем Зориным. Среднего роста, с некрасивым лицом и большими ушами, в самом рубежном расцвете сил. Кожа не превратилась в кору, а вместо редкой поросли усов, которые я с негодованием сбривал каждое утро, не проступил мох. Однако с каждым новым ударом сердца приходили ранее неизведанные ощущения.
Шагах в шестистах замер в испуге олень, а после что есть мочи бросился бежать. Это появился на лесной тропке волк. Да и не волк еще, прибыль, ему и года нет. Однако хищник есть хищник.
Чуть ближе заливалась в гневном плаче рябинница — это сойка разоряла ее гнездо. Но и тут ничего не сделаешь, в своем праве бессовестница. К тому же, сейчас прилетит муж рябинницы, того и гляди, отгонят хулиганку.
Вдалеке, улюлюкали черти — там молодого Большак за какие-то провинности заставлял носить воду из местной речки в дырявых ведрах. Воспитывал. И я даже улыбнулся тому. Чем бы не тешились, лишь бы не озоровали.
Танцевали, наверное, свой последний в этом году танец лесавки — обнаженные дивные красавицы с распущенными волосами. Только не дай бог кто именно сейчас сунется к ним — не сносить ему головы.
Чесал бороду длинными ногтями в овраге берендей. Медведь-оборотень, по путаным мыслям которого уже и непонятно было, кто он больше — человек или зверь.
Но самое главное — шел по полянам, по долам, по опушкам, то оказываясь над верхушками самых высоких деревьев, то вдруг ныряя под листья дикой земляники, настоящий хозяин здешних земель. Шагал прежде, пока не появился я. Но теперь он повернулся и хмурил кустистые брови, словно всматриваясь в горизонт. Не помню, кстати, чтобы у батюшки были густые брови Но и тот гигант не казался похожим на моего доброго приятеля. Ясно лишь одно — надо торопиться.
Я упал на колени, взрывая пальцами влажную маслянистую землю. И прямо из подушечек стали прорастать тонкие корни, уходя в самые недра. И оттуда уже расползались в стороны, расходились сотнями побегов.
Он лежали аккурат под деревом. Глубоко. Будь у меня лопата, много времени и невероятное упорство — я бы и за несколько дней не докопался. Мертвый кощей, погребенный вопреки всяким правилам. И это стало для меня сюрпризом. Рубежник не был придавлен рунным камнем, как того требовали обычаи, но лежал совершенно спокойно, словно ожидая своего часа.
А что это было именно так — я теперь ощутил в полной мере. Он действительно оказался связан с ларем. Я чувствовал прочную натянутую нить, которая не ослабла даже через столько лет. И еще ощутил крохотные длинные волоски, ведущие куда-то вдаль, словно окружая все пространство. Мертвяка связывало еще что-то, пока остававшееся для меня загадкой.
Мои пальцы-коренья оплели закопанное, но не погребенное тело, словно пытаясь найти отгадку этого заточения. И тогда я почувствовал промысел. Не просто скопленный в теле хист, медленно изливающийся наружу. А связь, уходящую в нить и проступающую на земле в виде лазурного лишайника.
Однако самое неожиданное произошло, когда наши хисты соприкоснулись. Совершенно случайно, как когда в общественном транспорте задеваешь незнакомую девушку и между вами пробегает искра. Нет, я не к тому, что единственный, кто мог бы вынести меня, — это давно закопанный здесь мертвяк. А про необычность момента.
Хотя еще неимовернее было то, что рубежник под высохшим деревом вздрогнул. Может, даже открыл глаза, я не знаю. Потому что я тут же разорвал всякую связь с закопанным рубежником и лесом. И сел задницей на мокрую траву и опавшую листву, чувствуя, как намокла спина.
— Там… там… — тыкал я дерево.
— Чего сс… там?
— То, что ты, Матвей, видеть не должен был, — вышел на лесную