— Он убил «Быструю руку»!
— Мне все-равно! В городе постоянно кто-то кого-то убивает.
— Точно никого не было у тебя на ранчо?
Я услышал, как «городские» спрыгнули с лошадей.
— Проверю сарай и дом! — Кирк повысил голос — Если найдем…
Похоже мне пора вмешаться. Я тихо подошел к створкам ворот, выглянул в щель. Черт, Бадди загораживает обоих!
— Эй! — фермер преградил путь Кирку. — Ты внаглую лезешь на мою землю?
— С дороги, старик!
Ружьё Бадди уперлось наглецу в живот:
— Попробуй шагнуть, я выстрелю. Тут заряжена крупная картечь, положу обоих!
Тишина. Даже псы притихли. Потом Кирк сплюнул:
— Ладно… Но если он у тебя… Мы вернемся!
Они ускакали, ругаясь. Я выдохнул, почувствовав, как дрожь пробирает колени. Бадди запер ворота, махнул мне рукой. Быстро втолкнул меня в дом.
— Снимай куртку. Раны есть?
— Нет — я убрал Кольт в кобуру, снял куртку
— Эмми! — крикнул Бадди. — У нас гости!
Из соседней комнаты вышла рыжеволосая девушка в ночной рубашке. Глаза, широкие от испуга, встретились с моими. Ба! Да это же красавица из лавки, что примеряла шляпку. Мой взгляд пробежал по лебединой шее, опустился на высокую грудь. Соски девушки выпирали из под тонкой рубашки.
— Ой!
Эмми мгновенно покраснела, прикрыла рукой грудь и, махнув подолом, убежала обратно в комнату.
— Это моя дочь, мистер Уайт — пояснил Бадди, снимая в прихожей сапоги. Он даже не заметил, что Эмми была почти неглиже.
Я присоединился к фермеру, разулся. После чего осмотрел прихожую, гостиную. В наличии был большой камин, в котором потрескивали полешки, длинный обеденный стол.
— Эмми, познакомься — Бадди увидел, что дочь повторно выпорхнула из комнаты, на сей раз одетая в длинное зеленое платье в пол, белый чепец. Похлопал меня по плечу — Это Итон Уайт. Он отомстил за нас Торнтону.
Я по-новому взглянул на девушку. Получается, Эмми вдова! Такая молодая и уже потеряла мужа…
— Это он… убил Торнтона? — спросила девушка, мигом накрывая на стол. Она так и порхала из кухни в гостинную и обратно. А я не мог оторвать глаз. Прямо всполохи пламени в виде огненно-рыжих волос метались по комнате. На столе появилось холодное мясо, хлеб, твердый сыр, тарелка с пудингом.
Поколебавшись, Эмми выставила из серванта бутылку с вином. Стрельнула в меня глазками, принесла бокалы.
— Он, — Бадди кивнул, поддевая штопором пробку. — Теперь и Блейка. Нашёл себе приключений.
Эмми посмотрела на меня широко раскрыв глаза, а ее отец налил вино в бокал, подал мне. Я присмотрелся к бутылке. Кажется, рислинг, Шато Сите. Непростые тут фермеры!
Бадди тем временем доразлил белое вино в бокалы, сказал тост:
— Я ждал этого дня долгих три года! Эмми! — фермер повернулся к дочке — Теперь ты можешь спать спокойно.
Я чокнулся с семейством Беллов, пригубил вина. А неплохо! Совсем неплохо…
— Прошу за стол, мистер Уайт — приглашающе махнул рукой Бадди — Городские быстро не обернутся. Мы успеем поесть и я вас спрячу на старой заброшенной мельнице на притоке Гросс-Вентр. Там вас никто не найдет!
Глава 4
Мельница стояла на краю леса, словно костяной скелет, забытый временем. Ее деревянные стены, когда-то крашенные в охряный цвет, теперь потемнели от дождей и трескались на солнце. К удивлению колесо было цело и даже таинственно постукивало, вращаясь в медленном притоке Гросс-Вентр.
Бадди сказал, что последний мельник умер от лихорадки лет десять назад. И с тех пор сюда наведывались только бродяги да совы. Лихорадка — это, так понимаю, примерно, все — от воспаления легких, до рака.
Внутри пахло сыростью, пылью и старым лежалым зерном. Я поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, где сохранились остатки мебели: деревянная кровать с прогнившим матрасом, стол с отломанной ножкой, печь-буржуйка с дырой в боку. Окна были заколочены досками, но сквозь щели пробивался свет, рисуя на полу полосатые тени. В углу валялась груда пустых бутылок — видимо, временные гости любили выпить.
Первым делом я устроил Звездочку. Огородил на первом этаже ее место досками, налил в ведро воды, насыпал зерна, что мне выдал с собой Бадди. Потом на втором этаже развесил на гвоздях попону вместо штор, вымел пол метлой из сухих веток и расстелил на кровати одеяло. Осмотрел периметр: задняя дверь вела к реке, передняя — в заросли ивняка. Для побега — идеально.
Но главное — чердак. По шаткой лестнице я забрался под самую крышу, где среди паутины и голубиного помета нашел старые мешки с песком. Их я сбросил вниз, чтобы сделать мишени.
Пора было заняться стрельбой. Бадди одолжил мне три коробки с патронами для Кольта, еще одну я вывез из «Каньона греха». Каждое утро начиналось у меня с тренировок. Я развешивал мешки на ветках у реки, рисовал на них углем круги и кресты.
— Три выстрела в центр, два — по краям, — бормотал я, целясь в мешок с двадцати шагов. Кольт вздрагивал в руке, отдача била по запястью. Первые дни пули ложились хаотично. Но постепенно пальцы запомнили ход спускового крючка, а глаза — расстояние. Стрелял я самым обычным способом — с правой руки, левая помогает курку взводиться. Зачем что-то изобретать, если все придумано до нас?
К концу первой недели я мог попасть в яблоко, подвешенное на веревке и перешел к упражнениям на скорость.
Я вбил в землю колышек, привязал к нему веревку с жестяной банкой из под консервов. Отходил на десять шагов, закрывал глаза, слушал, как ветер раскачивает металл. По счету «три» поворачивался, выхватывал револьвер и стрелял, пока банка не замолкала. Сначала промахивался, тратил весь барабан. Потом научился укладываться в три патрона.
Закончив с банкой, перешел к движению. Бежал вдоль реки, спотыкаясь о корни, и палил по мишеням. Стрелял с колена, из-за укрытий, через плечо. Лошадиная подкова, найденная в траве, стала целью для «спортивной» стрельбы — бросал ее в воздух и пытался попасть до падения. Из десяти попыток удавалось две. Дошел ход и до Звездочки. Утром я выпасал лошадь на лугах, потом скакал на ней, стреляя направо и налево. Получался эрзац джигитовки.
Вечером, когда тени удлинялись, я ставил перед собой свечу, заряжал один патрон и ждал пока пламя не начинало слепить глаза. Рука начинала дрожать от усталости и тут я стрелял. Получалась либо затушить