Улдис Культя и Дайнис путаными улочками добежали до обширной территории какого-то заброшенного бесхозного поместья с полуразваленным от взрыва авиабомбы квадратным особняком, выстроенным из серого камня. Бегом миновали его двор, заросший крапивой и седой полынью, перелезли через валявшую на боку ограду. Когда уже отходили от нее, Улдис прихватил с собой тронутую гнилью, но еще довольно крепкую доску, лежавшую неподалеку в траве.
— Зачем тебе? — недовольно спросил Дайнис.
— Для переправы, — неохотно буркнул Культя, взвалил на плечо полутораметровую толстую и широкую доску и торопливо зашагал к видневшейся впереди водной глади, то и дело оглядываясь.
Вскоре они подошли к подножию могучего вида каменной башни высотой метров восемь. От нее тянулась часть разрушенной за века кирпичной стены и едва видимый в траве фундамент. Это все, что осталось от Пилтенского замка двенадцатого века, расположенного на живописном берегу Венты.
Оскальзываясь на мокрой траве яркого изумрудного цвета с искрящимися на солнце росинками, Культя и Дайнис спустились с зеленого крутого холма к реке. Возле берега заметно обмелело, рос высокий камыш, который качал коричневыми продолговатыми головками, шуршал на свежем ветру сухими, острыми как бритва листьями. Мужчины вошли в воду. Когда вода поднялась невысокому Улдису до подбородка, он навалился грудью на доску и принялся с шумом грести руками, как веслами.
— Плавать не умею, — пояснил он с грубой откровенностью, хмуро покосился на Дайниса.
Они уже входили на противоположной стороне в смешанный лес, когда на этом берегу появились двое запыхавшихся красноармейцев, все это время упорно преследовавших недобитых фашистов. Переглянувшись, парни вытерли пилотками потные от жары и быстрого бега загорелые лица и уверенно вошли в воду, как были, в форме. Через минуту они уже плыли посередине реки, держа автоматы высоко над водой, чтобы не намочить.
В лесу стояла приятная прохлада, разноголосо пели птицы, верховой ветер колыхал макушки высоченных сосен. Трава на полянах, с вкраплениями множества розовых колокольчиков, медуницы и еще каких-то голубеньких цветочков, на просторе вымахавшая выше колен, густо сыпала росой с листьев. Вскоре брюки у беглецов основательно намокли, хоть выжимай. Мокрая материя неприятно липла к коже, а при быстрой ходьбе с хлюпающим звуком хлестала по голеням.
Зато теперь можно было не опасаться преследователей, которые остались где-то далеко позади, а может, и вернулись в городок, поняв своим скудным умишком, что обнаружить в лесном массиве лесных братьев, которые чувствовали себя здесь как рыба в воде, — поступок безрассудный даже для подчинявшихся приказу солдат.
Дайниса, который за последние несколько часов как минимум уже два раза спасся от неминуемой смерти, потянуло на разговоры. Бросая косые взгляды на Культю, с трудом пробиравшегося через высокую траву, все время цеплявшуюся за брюки и рубашку, он произнес:
— Улдис, а ты ведь никогда не говорил, что плавать не умеешь. Я и не знал, пока ты… Пока сам не увидел.
Все так же упорно продолжая двигаться вперед, с трудом вытягивая ноги, как будто они постоянно увязали в вязкой глине, в некоторых местах помогая себе руками, со злым выражением на лице Культя недовольно обронил:
— Как-то не приходилось. Ты лучше скажи, куда сумки с деньгами спрятал?
— В надежном месте, — ухмыльнулся с довольным видом Дайнис. — Скоро сам увидишь. — И не утерпел, чтобы с бахвальством заявить: — Ни одна зараза не найдет. Можешь быть уверен.
— Не сомневаюсь, — буркнул Улдис Культя, и краешек его тонких губ тронула едва заметная кривая улыбка. — Ты, сержант, человек чести.
Дайнис пожал широкими плечами, как само собой разумеющееся, ответил:
— Я же знаю, что они пойдут на освободительную борьбу нашей любимой Латвии с советской заразой.
— Это правда, — быстро кивнул Улдис Культя, как будто боднул своим выпуклым лбом лесной воздух, настоянный на душистых травах. — Далеко еще?
— Минут десять. Овраг у Старой балки знаешь? Ну так вот в нем.
Они прошли еще где-то с полкилометра, спустились в глубокий овраг, заросший огромными папоротниками. На дне оврага было сумрачно и сыро, пахло затхлостью и плесенью, из обрывистых склонов торчали коричневые коренья росших на краю оврага могучих вязов.
— Ну и местечко ты выбрал, — сказал уважительно Улдис Культя, оглядев мрачное место. — Показывай.
Раздвинув руками жесткие стебли высокого папоротника, Дайнис поднялся на огромный серый валун, который, по всему видно, занесло сюда в доисторическую эпоху. Стараясь не упасть с его осклизлой округлой поверхности, двумя руками взялся за один из темных корешков наверху и с силой потянул на себя. Когда корешок, который на самом деле оказался свежим развесистым суком, умело замаскированным глиной и грязью, был отброшен в сторону, за ним открылось небольшое углубление.
Дайнис с самодовольным видом оглянулся на Улдиса Культю, и один за другим вынул оттуда четыре мешка с деньгами, кинул под ноги майору. Когда опять оглянулся, чтобы самому спуститься с валуна вниз, его взгляд наткнулся на черное отверстие пистолета вальтер, направленное на него.
— Улдис, ты чего? — спросил он тихим голосом, не сводя завороженных глаз с пистолета, затем натянуто улыбнулся, стараясь превратить все в шутку: — Ну и напугал ты меня.
— А я не пугаю, — жестко ответил Культя. — С этой минуты нам с тобой не по пути. Отряд мой разбит… никто не уцелел. А с деньгами я нигде не пропаду.
— Улдис, — еще тише произнес Дайнис подрагивавшими, посеревшими за какую-ту минуту губами, как видно, еще на что-то надеясь, — я тебе все время преданно служил.
— Да, ты был преданным другом, — согласился Улдис Культя. — Но это уже не имеет никакого значения. Прощай, Дайнис.
— Не убивай, — жалобно попросил Дайнис и заплакал, выдувая своим толстыми губищами слюни. — Не над…
Культя выстрелил два раза в широкую грудь парня, и тот, всплеснув руками, так и не успев договорить, свалился с валуна в папоротник. Улдис подошел к трупу, мельком взглянул в лицо недавнего товарища, уже отмеченное смертью, с шустро бегущей по щеке мерзкой сороконожкой, и еще раз выстрелил ему в лоб, разворотив череп. Поднял мешки с деньгами и торопливо пошел вдоль оврага по его дну, оскальзываясь на грязи.
* * *
Как стемнело, Каспар с опаской выбрался из своего убежища среди мальв — в сумерках их запах разительно отличался от дневного, отчего парня постоянно мутило и кружилась голова, — осторожно выломал из ограды прочный кол и, опираясь на него, отправился к знакомому доктору Броксу. Добравшись через час окольными путями до больницы, Каспар на свое счастье застал Брокса в своем