Но девушка и без того была сильно напугана. Она сидела, вжавшись в угол, на одной ноте тонко подвывала дрожащими губами, не желая умирать в столь юном возрасте, когда жизнь только начинается: уж лучше отсидеть десять лет в трудовых лагерях, чем с миром покоиться на старом заброшенном кладбище.
Услышав, как наверху стрельба возобновилась с новой силой, Илья, чертыхнувшись, побежал к выходу. Теперь к одиночным пистолетным выстрелам и коротким автоматным очередям прибавился грозный стук немецкого ручного пулемета. А это, безо всякого сомнения, означало только одно: дела милиционеров, засевших в помещении отдела внутренних дел, обстоят довольно плохо, и впереди ничего хорошего ждать им не приходится. Если, конечно, вдруг не произойдет какое-нибудь чудо. Но в чудеса Журавлев давно не верил. Война приучила его верить только в себя и в своевременно подставленное плечо своих товарищей.
Как всегда бывает в бою, Илья в суматохе потерял чувство времени, но по своим ощущениям был уверен, что незаметно пролетело не менее часа, а то и все полтора. И лишь выбравшись из полутемного подвала, где круглые сутки горели мутные светильники, для безопасности предусмотрительно забранные в металлические решетки, и увидев в проем отсутствующей в вестибюле дубовой двери, что на улице заметно посветлело, он сообразил, что от истины был недалек.
Дождь прекратился, и по светло-синему небу, цепляясь за металлический крест на костеле, стремительно плыли рыхлые темные облака. Дым в вестибюле слегка рассеялся, и было довольно светло. Но светло не так, как бывало в мирные солнечные дни, а тем мутным светом, от одного вида которого на душе становится мрачно и как-то безнадежно.
Все это Журавлев оценил за какие-то буквально несколько коротких мгновений, как бывалый разведчик. А потом его взгляд наткнулся на сцепившихся в рукопашной смертельной схватке людей, катавшихся по полу, усеянному битыми стеклами и штукатуркой. В одном из них Илья сразу опознал Орлова, одетого в грязные и уже рваные кальсоны. По тому, как Клим никак не мог справиться с плюгавеньким на вид бандитом, в какой-то момент оказавшись под ним с прижатыми к полу лопатками, Журавлев сделал вывод, что Орлов еще не совсем отошел от недавней контузии и был супротив юркого противника физически слабоват.
Стрелять с такого расстояния без уверенности поразить бандита и при этом не задеть товарища Илья не мог. Но спасти друга, жертвуя своей жизнью, была его святая обязанность, и тогда Журавлев, пренебрегая опасностью, резко вскочил и прыжками понесся к сопротивлявшемуся из последних сил Орлову, который с каждой секундой слабел прямо на глазах. Оставалась всего лишь короткая минута, и этот ожесточенный схваткой не на живот, а на смерть националист, подбиравшийся большими пальцами к глазным впадинам Клима, убьет его голыми руками.
Журавлеву оставалось пробежать всего пару шагов, как внезапно из-за угла коридора, ведущего в их спальню, выскочил широкоплечий Харальд, держа наперевес ручной пулемет. Это и был тот самый человек с пулеметом, дробный звук которого Илья слышал, находясь в подвале.
Ошалело вытаращив глаза от неожиданности, Харальд приостановился и, круто развернувшись, держа пулемет у живота, поспешно нажал на спусковой крючок, посылая веером пули. Первые же пули выбили из кирпичной кладки глину и красный песок, срезали, словно лезвием, деревянную подставку под вешалку для одежды, прошили насквозь массивный дубовый шкаф, быстро подбираясь к жилистой фигуре Ильи, возникшего в замызганных кальсонах и нижней рубахе на пути бандита.
Только для самого Журавлева это не было ни неожиданностью, ни тем более случайностью, потому что он привык, находясь на фронте, быть собранным, готовым в любую секунду ко всему, что бы ни произошло. Он мгновенно ушел с линии огня, резко отбив босой ногой красный от нагрева ствол пулемета, и стремительно выстрелил в лицо Харальда, прямо в его пасть. Бандит как-то медленно начал запрокидываться на спину, продолжая, уже мертвый, жать на спусковой крючок, кроша смертоносными пулями потолок, на удивление метко поразив одиноко болтавшуюся на длинном проводе пыльную лампочку.
Не дожидаясь, когда труп окончательно свалится, Илья метнулся на помощь к Орлову. Пальцы бандита уже давили на глазницы Клима. Ухватив сзади националиста за раскосмаченные волосы, Журавлев рывком запрокинул ему голову и выстрелил в затылок. Теплые мозги, перемешанные с кровью, брызнули в разные стороны.
Скинув с себя мертвое тело, Орлов проворно вскочил, поднял выроненный бандитом вальтер. Мельком взглянув на то, что осталось от черепа недавнего врага, который едва не отправил его на тот свет, он норовисто тряхнул головой со спутанным темным чубом, вполне удовлетворенный таким исходом.
— Эк ты его разделал!
Только он это проговорил, как у их ног упала граната, быстро завертелась удлиненной рукояткой вокруг тяжелой взрывной части.
— Черт! — только и успел выкрикнуть Орлов.
Пружинно оттолкнувшись от усеянного кирпичной крошкой пола, он прыгнул за груду беспорядочно валявших толстых досок, оставшихся от взорванных ступенек. Но навыки, сохранившиеся с фронта, в этот раз и ему пригодились: стремительно ухватив Илью за рукав нательной рубахи, он вовремя увлек его за собой. Через секунду позади них раздался мощный взрыв, не причинив им никакого вреда. Под завесой дыма и пыли, поднятой взрывом, они тут же прошмыгнули в подвал. Заняв удобную позицию за бревенчатым перерубом пола, к которому раньше крепились толстые брусья со ступеньками, Орлов и Журавлев приготовились биться до последнего патрона.
— Влипли мы с тобой, Илюха, как кур в ощип, — скороговоркой произнес Орлов и несколько раз выстрелил в возникший в дверном проеме темный силуэт в немецкой форме. Человек как будто обо что-то запнулся, суматошно взмахнул руками и упал лицом вперед, выронив из рук автомат. Это был Гилис. — Только нас еще рано хоронить! — тотчас оживленно сообщил Клим. — Похоронный марш временно отменяется!
В эту минуту с левой стороны от занятой ими позиции донесся шорох, затем послышались, приближаясь, торопливые шаги, и из-за угла, пригнувшись, появился Еременко в пыльной рваной майке и грязных трусах. В руках он держал ППШ, как видно, добытый в бою. На ходу обернувшись, Анатолий дал короткую очередь из автомата в преследовавших его людей, одетых в серые кители, с низко надвинутыми на глаза кепками с козырьками. На груди у них болтались шмайсеры.
Оскальзываясь босыми ступнями на глиняной штукатурке, Еременко круто завернул, направляясь бегом к сидевшим в засаде товарищам. Ловко спрыгнул к ним, проворно повернулся и тоже примостился рядом, навалившись грудью на дощатый настил. Сверкая глазами, быстро спросил:
— Ну что, парни, зададим им жару? — И сам же себе ответил: — Думаю, зададим! У нас с этим делом не заржавеет!
Орлов, полуобернувшись