— Вот надёжа, — Никифор бережно протёр линзы грязным рукавом. — Прими.
— Ох, бестолочь, — покачал я головой, — Учишь вас, учишь, — я всмотрелся через трубу на тот берег, замер, не веря своим глазам, и широко улыбнулся. — Да ну! Легки черти на помине!
— Господь, с тобой, государь! — тут же перекрестился Сысой.
— Со мной, Никитка, со мной! — улыбнулся я своему секретарю и смерил насмешливым взглядом парламентёров. — Ну, что, холопы мои верные. Будем воевать или по-хорошему ворота откроете?
* * *
— Дальше топи непролазные. Не уйти нам от погони, атаман. Что будем делать?
Подопригора с ответом не спешил. Казак поскрёб ложкой по котелку, собирая остатки каши, тщательно прожевал, отмахиваясь от надоедливой мошкары, облизав ложку, сунул её за голенище сапога. Жмущиеся к костру воины, терпеливо ждали, не сводя с командира напряжённых взглядов.
Девятеро. Всего девять человек у него к концу похода осталось. И только двое, Сава Лыткарь да Мишаня выжили из тех, кто с ним из Новгорода в Эстляндию ушёл. И скорее всего и они все в этом проклятом краю гнить останутся. Это если в плен к свеям не попадут. Или, что ещё хуже, к местным. Тогда совсем плохо будет. Очень уж много кровушки его люди пролили. Теперь всё. Теперь уже их кровь рекою льётся. И дёрнуло же его обратно на Север вернуться. Нужно было, как государь советовал, к Пскову уходить. Так нет же, решил всех перехитрить да с богатой добычей обратно вернутся.
А как всё поначалу хорошо шло! В Литве появление его отряда не вызвало ни у кого подозрений. Мало ли вооружённых отрядов по Великому Княжеству Литовскому шляется? И не счесть! Тут каждый магнат под своей рукой маленькую армию содержит. В крупные города, Яким, благоразумно не совался, безобразничать своим людям не позволял, за постой и жратву платил серебром, не торгуясь. Чего к такому щедрому пану цепляться? Тем более, что казаки из его отряда нет-нет да обмолвятся, что самому гетману великому литовскому Яну Ходкевичу служат.
В общем, от желающих вступить в идущий пощипать подлый свеев отряд, отбоя не было и, к моменту вступления в Эстляндию, Подопригора имел под рукой девять сотен всадников.
Их не ждали. Война между Швецией и Речью Посполитой уже два года как сошла на нет, выродившись в мелкие стычки на пограничье. Внезапно ворвавшемуся в страну крупному конному отряду, поначалу было просто нечего противопоставить. Подопригора прошёлся по всему краю кровавым ураганом, оставляя за собой трупы и пепел и, даже дерзая, появляться в окрестностях таких крупных городов как Везенберг и Раппель.
А затем терпение у шведов лопнуло. Из Ревеля, для поимки и разгрома обнаглевших литвинов, выдвинулись крупный конный отряд, за голову Якима объявили большую награду, вконец обозлённые крестьяне выступили у загонщиков проводниками.
Какое-то время Подопригора ещё держался, ловко лавируя между выставленными шведами заставы и даже подставил под удар шведов польские земли, отступив в Ливонию. Заполыхало и там. Но всё чаще случались стычки, всё тесней сжималось кольцо из застав и пикетов, всё больше росли потери. Часть наёмников ушла, не получив вовремя обещанную плату.
И тогда Яким решился на отчаянный шаг, вновь бросившись в Эстляндию, намереваясь, оставив далеко позади преследователей, уйти на Русь к северу от Чудского озера. И нарвался на авангард шведской армии Делагарди.
В общем, стравить шведов с поляками ему удалось, но его отряду за это пришлось заплатить дорогой ценой.
— Через болота пойдём.
— Что⁈ — Йонас, широкоплечий литвин служивший в отряде Якима есаулом, поднялся над костром. — Ты рехнулся, атаман! Эти болота тянутся на десятки миль. В них даже местные без нужды не суются.
— Коней жалко, — пробурчал Мишаня, грустно смотря в отблески костра. — Добрые кони.
— Коней в болото не возьмёшь, — согласился с ним Подопригора. — И всю добычу здесь бросить придётся. Пусть подавятся, схизматики. Самим бы не сгинуть, — пояснил он свою мысль. — Не до корысти тут. А ты Йонас можешь попробовать сквозь заслоны прорваться. По мне лучше в болоте утонуть, чем в свеям в руки попасть. Легко не умрём.
— В трясине подыхать тоже не лучшая смерть, — вздохнул литвин, смирившись с неизбежным.
— Э нет! Мне умирать нельзя, покачал головой Яким, взяв в руки небольшое копьё. — Меня невеста ждёт, — захлюпал он водой.
Угрюмо сутулясь, воины тронулись следом за ним. Лишь Мишаня ненадолго задержался, погладив по холке коня.
Глава 10
27 августа 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Здрав будь, государь. Холопы твои Матвейка, Никитка, Сёмка да Ивашка челом бьют, — боярин Матвей Михайлович Годунов-Толстый как самый старший по чину из объявленной четвёрки выступил вперёд. — Кланяемся тебе, царь-батюшка, мехами соболиными да людишками воинскими, что по твоему повелению с Урала и Сибири привели, — полуобернувшись, махнул он рукой в сторону противоположного берега реки.
Следом за воеводами из лодки выскочил Тараско. Запорожец поклонился мне, радостно улыбнувшись, но вперёд лезть не стал, встав рядом с гребцами.
— Однако не шибко вы спешили, — проворчал Иван Годунов, покачав головой. — Фёдор Борисович вас ещё весной ждал, а уже осень скоро.
— Твоя правда, Иван Иванович, — согласился с большим воеводой Матвей. — А только когда через Камень перевалили, пришлось Максимке Строганову помочь. Казахи с набегом из степей пришли. Ты, государь написал, что до конца этого года не объявишься, вот и решили мы, раз спешить некуда, твои земли от разорения оборонить. Максимка за ту помощь кланяется тебе, государь, и молит 5000 рублей от него принять, не побрезговать. А ещё три подводы с мехом от себя нагрузил.
Ну, вот это совсем другое дело! За такие деньжищи можно было немного и подождать. А то у меня в казне денег даже на верёвку для мышки не осталось. Тем более, что подошли воеводы к Нижнему, как нельзя вовремя. Посмотрим, как теперь горожане запоют.
— Сколько оружных людишек с собой привели, Матвей Михайлович?
— Всё что собрать смогли, так, чтобы при этом наши земли в Сибири совсем без защиты не оставить. Ты уж не гневайся, Фёдор Борисович. Невелика сила. Четыре тысячи стрельцов да три тысячи конных людишек. Окромя того, ещё три тысячи охочего люда по пути собрали. Брат мой, Яшка, что в Свияжке воеводой сидит, опять же тремя сотнями