— Прошу меня простить за недоверие, господин Григорий, — произнёс рыцарь, положив бутылку обратно рядом с разбитым столом.
— Алиса, помоги выйти всем лишним работника, — вместо ответа рыцарю, произнёс Гриша, даже не обернувшись на того.
Нельзя сказать, что Олоф на это как-то обиделся, он привык к подобному поведению высокородных. Хотя в тоже время ему было откровенно неприятно, что на его постоялом дворе, кто-то столь беспардонно хозяйничает, так ещё и игнорируя его. Но ещё раз осмотревшись, он подумал, — а хозяин ли я здесь? Четыре ассасина, да и Григорий ещё неизвестно насколько силён. — В конце этой мысли он перевёл взгляд на Дмитрия, который в этот момент сидел немного в сторонке, побрынькивая на старенькой лютне. — И совершенно непонятно кто он, — продолжил свою мысль рыцарь, а в следующий миг, услышав Гришин голос, перевёл взгляд на парня, который как раз обращался к нему:
— Вашей вины здесь нет. К сожалению, такие гнилые индивиды как Бараф везде, и самое паршивое как раз и заключается в том, что их не отличить от нормальных людей.
— Поэтому и существуют законы империи! — Твёрдо, но без нажима, произнёс Олоф. Но Гришин взгляд остался столь же безразличным, явственно говоря, что его нисколечко не волнуют слова рыцаря. Хотя ответ он дал:
— Да-а-а, законы империи, — в голосе парня разило откровенным сарказмом. — И что бы эти законы сделали с Барафом и его нанимателем, если б им удалось провернуть задуманное?
Взгляд Олофа невольно скосился на кучку рыцарей. Не нужно было и к бабке ходить, чтобы понять, для чего они пришли в харчевню. Как впрочем, не требовалось обладать особым умом, чтобы уразуметь, чем бы всё закончилось. Но в тоже время мужчина не мог согласиться с Гришиными словами, ведь это рушило всё мироустройство их славной Вилеатарской империи. Поэтому он ответил, пусть и банально, но зато так, как считал правильным, — я согласен, что они совершили преступление, но всё же судить их должны по законам империи.
— Да-а-а, — вновь с ехидством протянул Гриша. В действительности его уже начал забавлять данный разговор, поэтому, он произнёс, — вот только мне интересно, как будет идти судебный процесс?
— Вы должны обратиться в Палитарск, чтобы сюда приехали маги и засвидетельствовали попытку отравления. После чего с выданными документами отправиться в столицу, дабы подать в суд на господина Ульфера или его сына…. — Если изначально голос Олофа звучал уверенно и твёрдо, то в конце, когда он произносил последние фразы, чувствовалось, что он и сам понимает, какую чушь говорит. Собственно говоря, по этому, он так и не закончил перечислять все этапы после исполнения которых лорд или его отпрыск, возможно, понесли бы наказание.
— Даже если откинуть сам факт, того, что эта тягомотина продлиться непростительно долго, то я очень сильно сомневаюсь, что она закончиться справедливым наказанием виновных. — Всё также спокойно и холодно ответил Григорий. Немного помолчав, он продолжил, — понимаете, господин Олоф, как не посмотри, но ваша судебная система видимо и рассчитана на то, что каждый аристократ сам должен защищать свои права с позиции сильного. А в случае, если дело касается более низкородных аристократов, то они и суда не добьются.
После слов парня в харчевне повисло молчание. Олофу нечего было сказать. Пусть и не идеально, но он имел некоторые представления о судебной системе, отчего понимал, что для восстановления справедливости, Григорию придётся постараться, причём, весьма серьёзно постараться. И при этом не факт, что ему удастся хоть что-то сделать.
— В общем. Вы уж простите меня, но я не нуждаюсь в вашем одобрении, — произнёс Гриша, тем самым нарушив молчание. — Если вы попытаетесь мне помешать, то я вас убью.
Олофа нисколько не удивило услышанное. Глядя на Григория, он постепенно понимал, что перед ним не желторотый салага, а матёрый воин. Да и подчинённые у паренька были не простыми. Поэтому рыцаря больше удивляло, что с ним вообще вели разговор.
Тем временем Григорий продолжил, хотя обратился он уже не к Олофу, — Алиса, будь любезна, расспроси Барафа, кто его попросил меня отравить.
Глава 24
Олоф тихо сидел, глядя на то безобразие, которое царило в его харчевне. Чуть в стороне, на полу валялся Бараф, всё его тело было изуродовано, а из множества ран всё ещё медленно вытекала кровь. В ушах рыцаря до сих пор стояли крики его подчинённого, от которых ему было не по себе. Он хорошо запомнил то, как с того срезали плоть кусочек за кусочком, пока управляющий наконец не помер. И это уже после того, как Бараф признался во всех своих грехах и даже рассказал, кто дал ему яд.
— Может зря я дозволил это? — подумал рыцарь, не глядя на Барафа. Но в следующий миг в ответ сразу возникла горькая и неприятная мысль, — но что бы я смог сделать? Да и потом, он ведь действительно попытался его отравить. — Печальный взор Олофа пал на тела Хэльги и Гайи, которые безмолвно лежали на одном из столов. Обоих из них он не раз видел в своём трактире и пусть никогда с ними не разговаривал, но почему-то был уверен, что они хорошие девушки.
Очередной печальный вздох медленно покинул грудь рыцаря, а в голове возникла странная мысль, — нет Олоф, беда в том, что ты просто засиделся в этой мирной жизни, которая притупила твою память. Мир ведь всегда был таким. Жестоким.
Тихие звуки лютни неожиданно вывели мужчину из задумчивости. Но прислушавшись к звучавшей мелодии, Олоф к удивлению для себя отметил, — какая странная песнь, никогда такой не слышал, — но он не решился задавать вопрос барду, который остаться в харчевне, пока Григорий отправился разбираться с бароном. Почему-то рыцарю казалось, что узнай он правду, то она ему не очень понравится. Ведь мелодия была действительно странной, слишком странной.
* * *
После ужина Улфер отправился в свой кабинет. Днём ему так и не удалось поработать, поэтому он рассчитывал сделать это вечером. Но работа не шла, предчувствие недоброго всё никак не желало покидать мужчину.
В результате не выдержав натиска дурных мыслей, он, откинувшись на спинку стула, задумался, — что меня так беспокоит? — Но в ответ была лишь тишина. Сознание будто проигнорировало вопрос. — Может