– Нет, я из более… как бы это сказать, чтобы не обидеть… Из более развитого мира. У нас такие вещи знают почти все.
Другой мир? Удивленно вскинул брови, но от превосходства, написанного на ее лице, позабыл о своем любопытстве и съязвил:
– Смотрю, ты, не выходя из кармыка, уже все про мой мир поняла?
Надо же! Самоуверенная женщина смутилась что ли? А, нет. Просто взвешивает свой дальнейший ответ. Хитрая какая. И точно. Сменив тон на вполне дружелюбный, она миролюбиво сказала:
– Извини. Возможно, я сделала слишком поспешные выводы.
Я криво ухмыльнулся. Повезло так повезло. Столько мучился, добывая мертвую душу, а пришло вот это недоразумение. Почему она меня не слушается?
В детстве я видел в замке у деда мертвую душу. Тогда дедушка, обезумев от горя после потери своей любимой лааси, попытался ее вернуть. Ему, правда, не пришлось, как мне, гореть двенадцать дней в пламени Траунада: он поймал ее душу сразу. Или это была не она? Кто ж разберет. Они все без памяти возвращаются. Вот и супруга деда стала другой. От нее осталась лишь послушная оболочка, без памяти и чувств.
Она могла бы прожить длинную новую жизнь, но не вышло. Спустя десять дней ее нашли с перерезанным горлом в коридоре замка. В Хирнэлоне не жалуют возвращенцев из мертвых. Ходят слухи, что они могут похищать души живых и забирать их себе. А душа в нашем мире – слишком ценный товар, как ужасно бы это ни звучало.
Кажется, скоро люди совсем забудут, зачем она вообще нужна. Так же как многие забыли, что в Хирнэлоне имеется не только дух огня – Траунад, но и еще один. Кималан – дух воды. Память о нем неумолимо стирается, оставаясь лишь в старинных фолиантах да в этих забытых землях.
Сам не верил, пока здесь не очутился. Гиблые места. Зайти можно, а вот выйти уже не получится. Говорят, заслон образовался после стычки двух духов. Кималан проиграл, и Траунад его тут запер. Как только дух воды исчез, сразу же кусок материка закрылся невидимой стеной.
Но преграда ничуть не помешала найти забытым землям применение: сюда начали ссылать неугодных. Затем потянулись искатели новой жизни да беглецы. Так за несколько сот оборотов эти земли стали хоть и не густо, но все же населенными.
Вот и мне посчастливилось сюда перебраться. Не по своей воле, разумеется. В первый оборот думал: расшибу себе голову о невидимую преграду, пытаясь выбраться. Что только не пробовал. Потом успокоился и наладил здесь жизнь. Двенадцать оборотов прошли быстро, но пол-оборота назад у меня появились видения. Сам не понимая, что делаю, направил дакриш к горам. Туда, где находился край забытых земель.
Чем ближе мы к нему подбирались, тем сильнее становились предзнаменования. И я понял: Кималан зовет меня. Он просит помощи, и я должен его освободить. Если у меня получится, то и невидимая стена падет. Тогда я смогу покинуть забытые земли. Сразу вспыхнули воспоминания о прошлой жизни. О том, чего я лишился. Остро захотелось вернуть свое.
План спасти Кималана был хорош, но вмешались старые долги. Дайхово проклятье! Ну, старуха! Сдержала все-таки свое обещание. Двенадцать оборотов прошло! Видимо, умерла недавно. Снова вспомнился тот ужасный день и ее красные от слез глаза, наполненные ненавистью. Выставив вперед тощий палец, она смотрела на меня и зло шипела:
– Не пожалею и после смерти отдам свою душу Траунаду, но ты, Грэгхор, сын Олмана, ощутишь всю горечь, которую испытывает мать, теряя в одночасье всех детей. Гореть тебе в пламени боли день ото дня, пока оно не сожрет твое тело. И ни одна живая душа тебе не поможет!
Права была старуха. Я мучился от проклятья четверть оборота, и ничто мне не помогало. Не зная, что делать, я повторял ее слова снова и снова, пока меня не осенило. Раз мне не в силах помочь живая душа, возможно, на это способна мертвая? Вот и сунулся за ней.
Зло поджав губы, я глянул на мою спасительницу с мертвой душой. Смирением от нее и не пахнет. Я хорошо запомнил пустой взгляд лааси деда и то, как она подчинялась ему. А вот моя добытая мертвая душа оказалась совсем не послушной.
И ради этой наглой пришелицы я столько дней горел в огне Траунада? Да я чуть не помер. До сих пор кошмары снятся, как меня облизывают обжигающие языки пламени. Как вспыхивают искрами мои кости и осыпаются пеплом. Как ищу подходящую душу, но она прячется. Я тяну к ней дрожащую руку, а она убегает.
Лишь на двенадцатый день смог схватить ее. Едва удержал. Вытащил, а она не слушается. Упрямая, с острым, как стрела, языком, и наглости в придачу целый бурдюк. Откуда она взялась? Что я о ней знаю?
Только то, что она из иного мира. Не будь я так раздражен, заинтересовался бы ее прежним местом жительства, но сейчас любопытства совсем не было. Сложно с ней придется как пить дать. Тяжелый выдох сам сорвался с губ. Нужно договариваться. Ведь только мертвая душа видит проклятье и может меня от него избавить.
Снова глянул на Иттару. Нет, теперь это не она. Вот же дрянь! Я совсем позабыл про Ситаха! Надеюсь, он не скоро вернется. Мне только разборок с этим молодцем не хватало. Нужно побыстрее разобраться с той, что заняла тело Иттары.
– Итак, женщина, – начал я, напустив на себя побольше серьезности, – ты решила, как будешь избавлять меня от этих штуковин?
Надо отдать должное, девушка, сидящая напротив, даже не вздрогнула. Аккуратно убрала в сторону ложку, которой ковыряла мясо и, смиренно сложив руки на бедрах, ответила:
– Грэгги, я ни в коем случае не отрицаю своей принадлежности к женскому полу. Но у меня есть имя – Ольга. Или Оля.
Она уставилась невинным взглядом и похлопала длинными ресницами. Как она меня назвала? Грэгги? Я ей животина что ли какая?
– Для тебя я кадиз, женщина, – рыкнул я, надеясь ее припугнуть.
Негодница лишь мило улыбнулась и, проигнорировав мои слова, сказала:
– Не нравится Грэгги? Может, тогда Гриша?
Едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Что еще за имя?
– Тоже нет? – притворно вздохнула моя собеседница. – Что же, придется звать тебя одноруким. Против этого нет возражений?
У нее совсем что ли нет чувства самосохранения? Мне с трудом удалось сдержать