— С найтовых и колодок машину снять, — приказала Газель. — Переместиться на вторую дистанцию пристрелки!
Самолёт отцепили и на руках покатили хвостом вперёд дальше к носу. Тяжёлую пару шестилинейных пулемётов у фюзеляжа на холодную пристреливали уже с трёхсот футов.
Действие повторилось. Газель всё так же посмотрела в дульный прицел и назвала отклонение. Её подруги повторили то же самое. За ними правильный ответ назвал вслух оружейник — и принялся за работу. Тяжёлые пулемёты времени потребовали чуть больше.
— Холодная пристрелка закончена, — подтвердил оружейник. — Машина готова к подаче на горячую.
— Машину с найтовых, колодок и домкрата снять, для горячей пристрелки на бакборт выкатить, — согласилась Газель. — Следующий борт готовить к постановке на позицию. Чётные номера остаются работать со второй машиной. Анна Тояма за главную. Нечётные за мной, на горячую.
Розовый самолёт уже катили дальше к носу. В этот раз его поставили носом к бакборту. Залязгали полированными боками патроны. Для горячей пристрелки в крылья укладывали по одной короткой секции вместо полной ленты.
— О-химе-сан? — оружейник протянул с крыла руку Газели.
— Да просто Газель, — смутилась та и забралась на крыло. — Поехали!
Грохнула короткая очередь. Тусклые дуги трассеров винтовочного калибра вытянулись над морем, сошлись и рассыпались двумя плетьми.
— Левый наружу косит? — неуверенно спросила Газель.
— Левый внешний, подтянуть один клик до корпуса, — подтвердил оружейник. Его помощник снова залязгал инструментами на винтах пулемёта.
— Контроль, — оружейник выбрался на крыло. Газель заняла своё штатное место в кабине самолёта и приникла к прицелу. Ещё одна короткая очередь унеслась в сторону океана. В этот раз огненные плети сошлись ровнёхонько.
— Зарядить внутреннюю пару, — затребовала Газель. — Повторяем.
Оружейники послушно уложили по секции ленты шестилинейных патронов.
— Готово! — отрывисто подтвердили с крыльев.
— Поехали! — Газель убедилась, что оружейники ушли на крыло и дала короткую очередь. — Есть схождение!
— Наблюдаем, — подтвердили с крыльев.
— Даю залп, — предупредила Газель. — Поехали!
В этот раз огненные дуги вполне заметно расходились в пути. Две более пологие, две покруче. Но обе исправно сошлись на тысяче футов в область меньше фюзеляжа самолёта диаметром. Окажись там имперский «фанерный ублюдок» — там бы ему и конец пришёл. Да и «кайсару», при всём его дополнительном бронировании, тоже наверняка бы поплохело.
— Есть полное схождение, — подтвердила Газель. — Спасибо! Работу принимаю! Машину к постановке на ангарную палубу приготовить. С нас чай!
От кормы уже катили следующий самолёт. Конвейер палубной сотни после скидки на первый испытательный заход и короткой учёбы отрядной головы неумолимо выходил на свои штатные обороты. В корме уже стояли в ряд три самолёта — два просто так, один в рабочем положении, в горизонт, хвостом на тележке для бомб.
Людей на палубе становилось всё больше и больше. Между ними деловито лавировала крохотная четырёхколёсная самолётовозка. В пустоте за ней торопливо двигалась журналистка Кривицкая с двумя фотоаппаратами сразу — маленьким, с ладонь, для съёмки людей навскидку, и здоровенным зеркальным чудовищем с буквально пушечного калибра объективом.
— Значит так, — сказал Такэда. — Сейчас, пока девчонки пусть работают, а потом отдельно прогонишь мне Пшешешенко. И будешь у неё стоять над душой, пока ей коробки электроспуска в крыле покажут. О результатах доложишь. Нытьё, буде таковое случится, запомнишь и процитируешь.
— Командир, ты ей что, отряд даёшь? — удивилась Газель. — Вы же, ну… в сложных отношениях.
— В рабочих мы с вашей кошкой болотной отношениях, о-химэ-доно, — съязвил Такэда. — Педагогический момент отработан. Звеньевой головой она у тебя пойдёт, в четвёрку воздушного прикрытия, Сама ответишь, почему так, или мне ещё одну лекцию закатить?
— Ну, она с Торпедой имперца завалила, — голосом бывшей отличницы, которой попался единственный плохо выученный билет, начала Газель. — И корректировка в том бою тоже ещё…
— Фэйл вам, патент-лейтенант, — фыркнул Такэда. — Жирный такой, красными чернилами. Прямо в табель. Она даже без всего этого вот на звено встать должна. Пока сохраняет боевой настрой. Если мы её передержим, закиснет и перегорит. И будет у нас вместо боевого пилота, ну да, хулиганки, ну да с плохой дисциплиной, но таки честной ночной туманницы A-ранга —бессмысленное недоразумение. Как моя полусотенная должна по идее сама такое понимать. Тем более, что это твои подруги.
— Да раньше как-то Рысь без этого вот обходилась, — Газель растерялась. — Командир, ты это серьёзно?
— А имперцы в тебя и остальных пилоток что, понарошку стреляют? — Такэда вздохнул. — Её нельзя держать в резерве, когда в подруг то и дело палят с целью убить. Сломается на первой же потере.
— А если в бою… — фраза Газели зависла без окончания.
— А в бою она будет там, — объяснил Такэда. — Без сомнений, могла ли она что-то изменить, будь на месте, или подруга сгорела над морем только потому, что злой я приземлил такую замечательную Рысь под ангарной палубой. И кидаться на меня и вас от беспомощности после вылета на активных ролях она тоже вряд ли станет.
— Вот как, — пробормотала Газель.
— К вашим золотым рефлексам, к сожалению, прилагаются такие же золотые рефлексии, — закончил пояснение Такэда. — И я тот человек, которому с этим всем нужно выполнять боевую задачу, беречь технику, людей — то есть вас — и судно. Четыре взаимоисключающие задачи, если я сейчас что-то недостаточно ясно излагаю.
— Хай, вакаримашта! — откликнулась Газель своим лучшим уставным голосом.
— Выдыхай, голова, — фыркнул Такэда. — Не в армии. И раз уж речь про армию зашла…
— Ну? — слегка настороженно откликнулась Газель.
— За что вы так бедную Тоню окрестили? — командир понизил голос. — Я не то, чтобы в уставном порядке интересуюсь, но всё же?
— Ну, Тоня же, — удивилась Газель. — Все так дразнят. Тоня-Торпеда.
— Забавно, — улыбнулся Такэда. — У нас по-всякому выдумывали прозвища, но как-то без вот такого вот.
— Так кто у вас про торпеды