— Проснулась? — улыбается Мира. — Давай помогу спуститься. Осторожно, здесь скользко.
Ноги совсем затекли и плохо слушаются. Таша поддерживает меня с другой стороны, пока я неуклюже выбираюсь из телеги. Мимо проходят конюхи, бросая на нас любопытные взгляды, но никто не останавливается. Видимо, незнакомка с ребёнком не самое странное, что они видели.
— Сюда, — Таша ведёт меня к неприметной двери в углу конюшни. За ней оказывается узкий коридор, освещённый редкими масляными светильниками. Пол здесь деревянный, но доски местами прогнили и скрипят под ногами.
Проходим через какие-то служебные помещения – кладовые, забитые мешками и бочками, затем через прачечную, где в воздухе висит влажный пар и пахнет мылом. Несколько женщин склонились над большими чанами с бельём, на нас тоже не смотрят.
Наконец, меня усаживают в маленькой комнатке, больше похожей на чулан. Здесь едва помещается узкая скамья и столик. Но зато тепло – в углу потрескивает небольшая печка.
— Сейчас принесу поесть, — Мира исчезает за дверью, а Таша помогает мне устроить малыша удобнее. Он так и не проснулся, только причмокивает во сне.
Вскоре на столе появляется миска с горячей похлёбкой, толстые ломти хлеба и кружка с травяным отваром. Запах еды напоминает, что я не ела уже... даже не помню сколько. Жадно глотаю горячий суп, пока девушки негромко переговариваются, поглядывая на малыша:
— Нужно рассказать хозяйке...
— А если она не захочет помочь?
— Куда ж её с ребёнком на мороз?
— Может к целительнице сразу?
— Нет, сначала пусть отогреется. Да и маленького переодеть надо
— О чём спорим, девоньки? — густой, низкий голос заставляет меня вздрогнуть.
В дверном проёме возникает могучая фигура. Высокая женщина, широкая в плечах, с толстой русой косой, перекинутой на грудь. Она напоминает мне воительницу из древних легенд – не хватает только боевого топора в руках. Такая точно и коня остановит и в избу горящую войдёт…
Лицо её такое же грубое, как и фигура. Немного напоминает статую в советском стиле, крупные рубленые черты, но при этом большие выразительные глаза серо-голубого цвета. Не могу наверняка определить её возраст, но вижу, что она успела пожить и явно не молода.
Мира и Таша замолкают, переминаясь с ноги на ногу. Женщина окидывает меня внимательным взглядом, задерживается на младенце.
— Так-так... И кого вы мне притащили на этот раз, негодницы?
— Хозяйка Рильда, — начинает Мира. — Мы нашли их в лесу. Она совсем замёрзла, и ребёнок...
— Вижу, — обрывает её Рильда. Подходит ближе, нависая надо мной как скала. — Как звать-то тебя, девонька?
— Лена, — отвечаю тихо, вжимаясь в стену.
— И откуда ты такая взялась посреди зимнего леса? С младенцем на руках? Преступница? Или бежишь от кого?
Сердце пропускает удар. Вот что на это отвечать?
— Я… не знаю, простите, — опускаю глаза. — Я очнулась в лесу с ребёнком и всё. Потом волки, холод, снег, не знаю, как до дороги дошла, а там встретила Миру и Ташу. Девочки, спасибо вам…
— Гм… — Рильда задумчиво теребит кончик косы. — Ладно, расспросы подождут. Таша, готовь травяную ванну, пусть согреется как следует. Мира – тёплое молоко и мёд. И чистую одежду найди. А потом… — она снова пронзает меня острым взглядом. — А потом поговорим.
Меня уводят наверх. Успеваю отметить, что двор ожидаемо представляет собой гостиницу. На первом этаже все хозяйственные помещения, кухня и большой зал на первом этаже, где есть барная стойка, столики и сцена для музыкантов. На втором жилые комнаты, в одну из которых мы и направляемся.
Горячая вода обволакивает тело, и я не могу сдержать стон облегчения. Только сейчас понимаю, насколько замёрзла – кажется, холод пробрался до самых костей. Руки, которыми я цеплялась за ветки дерева, ноют немилосердно. Пальцы распухли и покраснели, каждое движение отдаётся острой болью.
— Давай малыша подержу, пока ты греешься, — Таша протягивает руки, но я инстинктивно прижимаю ребёнка крепче.
После осознания, что это действительно мой сын, мысль о разлуке с ним вызывает почти физическую боль.
— Лена, — мягко говорит Мира, присаживаясь рядом с деревянной лоханью. — Мы понимаем твой страх, но ты едва держишься. Позволь помочь. Искупаем малыша, согреем, переоденем. Он не первый тут такой, честно.
Слёзы наворачиваются на глаза – от усталости, боли в руках, от противоречивых чувств. Разум говорит, что девушкам можно доверять, но сердце сжимается от ужаса при мысли выпустить ребёнка из рук.
— Обещаете не уносить его далеко? — мой голос дрожит.
— Вот прямо здесь, рядом с тобой и искупаем, — кивает Таша, доставая деревянный тазик.
Наблюдаю, как они ловко и нежно обращаются с малышом. Он даже не плачет, только удивлённо таращит свои невероятные синие глаза, когда его опускают в тёплую воду. Мира что-то тихонько напевает, намыливая его мягкой губкой, а Таша держит его головку.
Позволяю себе откинуться назад и закрыть глаза. Вода пахнет травами – должно быть, целебными. Постепенно боль в руках отступает, сменяясь приятным теплом. Кто-то – кажется, Мира – осторожно моет мои волосы, массируя кожу головы. Я почти проваливаюсь в дрёму. Даже и не вспомню, когда последний раз кто-то обо мне заботился вот так.
— Девочки, какие же вы чудесные… Спасибо вам.
— Да брось! — тихо смеётся Мира.
— Людям нужно помогать, — соглашается Таша. Может и нам кто-то однажды поможет. Драконьи боги ничего не забывают.
Значит всё же драконьи? Куда я попала?
Потом меня кутают в толстые полотенца, помогают надеть платье из мягкой шерсти. Малыша тоже переодевают в чистые пелёнки. Он сыт и доволен, сразу засыпает у меня на руках.
— Хозяйка хотела поговорить, — напоминает Таша. — Сможешь спуститься? А то нам ещё прибраться надо.
Киваю – силы понемногу возвращаются после ванны.
— Я провожу её до кабинета,