— Про всякое разное другое, — непонятно ответила девушка. — Сидите, отдыхайте. Рано вам ещё про это знать.
…Чай оказался прохладным и вкусным. Аполлинария с удовольствием выпила несколько глотков — чай пах смородиной, малиной, был налит в высокий, сразу же запотевший, стакан, и прекрасно освежал. Она подумала, что с удовольствием выпила бы ещё один такой стакан, но сочла, что не следует искушать судьбу в лице официантки, и потому не нужно просить добавки. Лучше обойтись тем, что есть. Она медленно пила чай, и оглядывалась по сторонам — кафе ей понравилось, и стало интересно, что же тут есть такого… наверное, необычного. Как в том магазинчике со стариком в сандалиях.
Необычное она приметила практически сразу, и немного оторопела от неожиданности. Этим самым «необычным» оказался вмурованный в стену череп. Располагался он примерно на уровне глаз — Аполлинария, разумеется, встала, чтобы рассмотреть его получше — и выступал из стены совсем немного, но… Аполлинария готова была поклясться, что выражение лица у этого самого черепа чрезвычайно печальное, точнее, горестное. Это был очень грустный череп, и Аполлинарии тут же стало его жалко.
— Хотя постойте-ка, — произнесла Аполлинария. — Как, позвольте спросить, у черепа может быть какое-то выражение лица? Это же невозможно! Но почему, в таком случае, я, при взгляде на этот череп, ощущаю настолько сильную печаль?
Она снова села на свой стул, и задумалась. Раздумья её прервало появление официантки, которая вышла из дверей кафе, и принялась меланхолично протирать свободные столики.
— Извините, — несмело начала Аполлинария. — У вас там, в стене… ну, череп. Это нормально? Или… я, кажется, неправильно выразилась. Вы ведь про это знаете, да? Вон там, в пространстве между ставнями, над двухместным столиком.
— А, это? — равнодушно спросила официантка. — Ну да, это череп. Ещё нога есть, чуть подальше, вон, видите? — она указала тряпкой куда-то в сторону, и Аполлинария увидела, что в стену дома, рядом с углом, действительно вмонтированы кости. Хотя слово «вмонтированы» тут не очень подходило. Кости, равно как и череп, представляли единое целое со стеной, были погружены в неё, и виднелись совсем немного.
— Как же такое получилось? — спросила Аполлинария.
— Да была тут одна балерина, — с презрением ответила официантка. — Расфуфыренная дамочка, вся такая фу-ты ну-ты. Ну, и во время Большого Летнего праздника решила себя показать. Как она умеет вращаться на одной ноге. Вот, довращалась, — она усмехнулась. — С такой силой впечаталась в стену, что в ней и осталась. Частично. Тут голова, а там нога.
— Это очень печально, — покачала головой Аполлинария.
— Да уж, веселого мало, — согласилась официантка.
— А давно это случилось? — спросила Аполлинария.
— Очень, — официантка снова зевнула. — Я уже даже не припомню точно, когда.
— Кажется, ей грустно, — заметила Аполлинария.
— Ну а как же. Конечно, грустно. Чего хорошего, вот так в стене-то торчать, — хмыкнула официантка, и снова принялась протирать столики.
— Может быть, ей можно как-то помочь? — спросила Аполлинария. Официантка искоса глянула на неё, и сказала:
— По слухам, тело её хранится у продавца редкостей, в лавке, неподалеку. Хотя сама я не знаю, не видела. Но люди говорили.
Фарфоровая балерина на витрине! Аполлинария нахмурилась. Так вот оно что. Значит, это её тело? Но, в таком случае…
— Почему же вы не помогли ей, раз про это знаете? — спросила Аполлинария.
— Дорогуша, сама подумай, зачем мне ввязываться в такое? — прищурилась официантка. — Совершать ради этой танцорки восемь оборотов — уж простите-извините, но дуру в другом месте поищите, — она хихикнула. — К тому же… ай, нет, не буду рассказывать. В общем, не моя это печаль. Торчит она тут себе, и торчит, и пусть дальше так же. Мне никакого дела нет. Грустно ей? Ну и пусть. В следующий раз думать будет.
— Откуда же у неё появится следующий раз, если она находится здесь? — спросила Аполлинария.
— А мне почем знать? — спросила официантка. — Я за других не решаю. Это был исключительно её выбор, в который я не имею права вмешиваться.
Протерев последний столик, она не торопясь ушла внутрь кафе, оставив Аполлинарию наедине с недопитым чаем и черепом в стене.
— Да уж, — задумчиво произнесла Аполлинария. — Наверное, всё-таки нужно помочь. Но я же ничего толком не знаю. Может быть, спросить у кого-то?
Она допила чай, и встала из-за стола. Огляделась. По улице, направляясь в сторону кафе, шел какой-то мужчина средних лет, одетый в светло-серый костюм, с тросточкой, и со шляпой-котелком на голове. Судя по тому, что выглядел он вполне уверенно, он явно был тут не впервые, и Аполлинария решила, что можно попробовать поговорить с ним. О чём? Да о чём получится. Задать вопрос, спросить совета.
Она вышла из кафе, и направилась в сторону мужчины. Он, заметив Аполлинарию, замедлил шаг, и с интересом посмотрел на неё.
— Добрый день, — сказала Аполлинария, немного склонив голову. — Замечательная погода сегодня, не правда ли?
— И вам доброго дня, — мужчина приподнял шляпу-котелок. — Погода действительно хороша, впрочем, почти как всегда. Вы что-то хотели, сударыня? У вас несколько взволнованный вид.
Аполлинария коротко пересказала ему историю с черепом и статуэткой балерины, а затем спросила:
— Как вы думаете, мне следует что-то предпринять? И сумею ли я оказаться хоть в чём-то полезной этой несчастной женщине?
— Несчастной женщине? — переспросил мужчина. — Прямо-таки несчастной?
— А разве нет? — удивилась Аполлинария.
— Ну, предположим, изначально она никакой несчастной вовсе не была, — пожал плечами мужчина. — Скорее, наоборот. И… просите, я немного не понял. В чём должна заключаться помощь, которые вы намерены ей оказать?
Аполлинария задумалась.
— Мне кажется, следует посодействовать ей в соединении головы, ноги, тела, — осторожно сказала она. — Насколько мне известно, тело находится у продавца редкостей, а нога и голова…
— Не продолжайте, я понял, — кивнул мужчина. — Звучит достойно, и вроде бы даже логично, но дело это хлопотное, и потребует от вас множества усилий, что сейчас, что потом. Причем усилия эти вряд ли окупятся.
— Окупятся? — переспросила Аполлинария. — Но я вела речь вовсе не о том. Мне кажется, что не следует бросать в беде человека, когда у тебя есть