— Прости меня, пожалуйста.
— Опять разнылся, мямля. Ты безнадежен, сынок. Нет в тебе стержня. Не нашей ты породы, не Обранович. Весь в мать пошел!
Внезапно батя встал с каталки.
— Ты снова можешь ходить? — вскрикнул я.
Он пнул кресло, да так, что оно отлетело в сторону на добрых пару метров.
— Все, не хочу тебя больше видеть, — проворчал батя и скрылся из виду.
Мне стало грустно и обидно. Я чуть было не пустил слезу, но тут на сцене появилось еще одно действующее лицо. Мужчина, которого прежде я никогда не видел. На вид ему было лет сорок. Пузико, очечки, растрепанные волосы, нос с горбинкой. Грудь плотно обтягивает дырявая футболка с пятном кетчупа и принтом «Кот Шредингера жив!», в левом ухе висит увесистая серьга.
— С кем имею честь? — поинтересовался я.
— Вы ведь Вук Обранович?
— Он самый.
— Писатель?
— Только планирую им стать.
— Значит, я ваш гипотетический читатель.
— Вы из будущего?
— В некотором роде. Я читаю фантастику с детства, хожу на конвенты, состою в фандоме. У меня есть книга с автографом самого Белы Экзича. Я закончил курсы писательского мастерства и курсы сценаристов. Три моих рассказа изданы в сборниках, и я подумываю написать роман. Пока есть только подробный план, я пишу его уже шесть лет. Скоро закончу, осталось только прописать арку главного злодея. Роман будет называться «Изысканный господин Некто, или Звезды светят всем одинаково». Жанр — боевая фантастика с элементами соларпанга и ромфанта. Планирую серию.
Я неуверенно покосился на незнакомца:
— Вы тоже мертвец?
— Что вы, нет, — улыбнулся он, обнажая острые, как у вампира, клыки.
— И вы читали мои произведения?
— Разумеется. Обе книги из цикла про Проныру.
— Вам понравилось?
— Нравятся девочки, а литература — это точная наука. Со своими законами. А у вас в книгах сплошь разброд и шатания... Вам нужно поработать над сюжетом. Серьезно поработать.
Читатель порылся в карманах и выудил оттуда толстенный блокнот:
— Тут все мои замечания. Ознакомьтесь на досуге. Всего их триста двадцать пять. Все важны. Поверьте, я знаю писательскую кухню изнутри.
Страницы были исписаны мелким каллиграфическим почерком.
Я прочел первую попавшуюся на глаза строку:
— «Добавьте в текст побольше красок». Это как?
— Мрачновато как-то у вас получается, коллега, — мужичок похлопал ресницами и состроил ироничную гримасу. — Ну да ладно, это поправимо. Теперь мы будем часто встречаться. Обсуждать ваше творчество и прокачивать стиль.
Я скептически вздохнул, не глубоко, но тяжело:
— А может, я как-нибудь сам справлюсь?
— Не думаю. Вам нужен наставник.
— Не уверен.
— Поздно, я беру вас на буксир. И это не оговаривается, — Читатель щелкнул своими острыми зубками. — Сдается мне, это начало прекрасной дружбы.
— Но знаете ли... — начал было я, однако собеседник вдруг испарился, словно его и не было.
Сказанное Читателем меня расстроило. Никогда бы не подумал, что буду так болезненно реагировать на критику. Наверное, возраст сказывается.
И тут я увидел Помилку. Она стояла рядом с ржавой бочкой, из которой поднимались языки пламени, и пристально всматривалась в груду покореженного металлолома. Приглядевшись, я с удивлением распознал в этом хламе марсоход. Видел такой на картинке в школьном учебнике. Я даже вспомнил, как он назывался — «Оппортьюнити». В двадцать первом веке аппарат пропал после бури на Марсе. Как он оказался здесь, на свалке, одному богу известно.
В руке Помилка держала бластер.
— Деточка, а ну-ка отдай мне эту пушку, — негромко попросил я.
Но она направила ствол на меня.
— Ты что это творишь? А ну опусти бластер! Немедленно! — повысил я голос.
Малая нажала на спусковой крючок, последовал выстрел. Позади меня раздался громкий хлопок, что-то липкое забрызгало мне затылок. Я обернулся и увидел мертвую птицу, одну из тех, что кружились над свалкой. При ближайшем рассмотрении оказалось, что у животного был длинный клюв наподобие утиного, розовый хохолок на голове и всего одно крыло.
— Текели-ли! Текели-ли! — бесновалась птичья стая над нашими головами.
— Ох, не нравится мне эта музыка, — проговорил я и бросил Помилке: — Пора выбираться из этой дыры!
Мы взялись за руки и побрели наверх по тропинке.
Закапал дождик, и я подумал, что неплохо бы сейчас найти какое-нибудь укрытие...
— Очнулся наконец, — раздался голос Циклопа.
Я приоткрыл тяжелые, словно налитые свинцом, веки и увидел мутанта. Он поливал мою голову водой из смятой полторашки.
— Ты что, хочешь, чтобы я захлебнулся? — проворчал я и осмотрелся.
Тусклый свет, двуярусные нары, дверь-решетка, ржавый умывальник.
Где мы? Мы в кутузке!
Осознав этот факт, я даже обрадовался. Далеко на самое худшее место, где можно очнуться.
Однажды я хорошенько надрался, а наутро очухался в кровати с незнакомой девицей. Я не помнил обстоятельств прошлой ночи, но предположил, что снял ее в баре, после чего мы неплохо оттянулись, а потом забылись пьяным, безмятежным сном. Когда девица наконец проснулась, то выглядела удивленной и испуганной. Сказала, тоже не помнит, что было вчера. И вдруг в дверь квартиры позвонили. Она испуганно сообщила, что это пришел с ночной смены муж, и теперь дело пахнет керосином. Быстренько одевшись, я взял разводной ключ и притворился сантехником, юркнув в ванную. На мое счастье, муж оказался недалеким, хотя и выглядел настоящим великаном, и купился на ложь. А мне пришлось устранить протечку бачка, чего я прежде никогда не делал, но пришлось научиться в экстренном порядке.
В другой раз я проснулся в холодильнике морга, в кромешной темноте и жутком холоде. Такого страху натерпелся, не передать. Но, как оказалось, это был всего лишь розыгрыш моих собутыльников, один из которых как раз там и работал.
— Черт, как башка болит, — простонал я и приложил ладонь ко лбу.
Голова была щедро обмотана бинтами наподобие тюрбана.
— На тебя упала люстра, — пояснил Циклоп. — Еще ты бормотал что-то во сне... Кошмары снились?
— Угу. Всякая шиза.
Я лежал на нижних нарах. Кроме нас с мутантом, в кутузке был еще один арестант: старичок в пижаме и тапочках, которого мы повстречали на крыше. Кажется, его звали Захаром. Он дремал на верхнем этаже, распространяя тяжелый запах перегара.
— Где Помилка? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Циклоп.