Как же я не расслышал смысла её слов? Она и не имела этого в виду, но… Дед ведь тоже сказал прежде: остались только мы. Дед и Полеля всё ещё были на этом свете вместе со мной… Они были у меня. Как и жажда отмщения за брата и отца. Я обратил свой взор на второе. Я обратил свой взор… На второе.
Глава 26
Падение Замка
Когда я покинул избу, огонь уже охватил Замок изнутри. Я даже не подумал вернуться, чтобы поберечь своих родных. Услышав, как Полеля ахнула, понял, что она увидела пожар, и решил, что этого достаточно – уйдёт с дедом, после найду их, но прежде всего… Месть.
Этой ночью на тропу мести вышел не я один. Освободившиеся из подземельных оков Металлы уже обрушивали свой гнев на нововеров.
У меня не было времени изучить способности своего нового тела, так что я передвигался по улицам на человеческой скорости. Отчего-то позабыв о том, что Ванда больше не живёт с отцом, я завалился в избу Вяземского. Когда я вышиб дверь в светлицу, хозяин избы занимался тем, что собирал своё золото в мешок… Он не поверил своим глазам, увидев меня. Сказал, что я должен быть мёртв… Вытащил меч из ножен и в следующую секунду обрушился на пол: не рассчитав силу, вместо того, чтобы сломать ему шею, я напрочь оторвал голову от туловища… Гнев был не гневом, а всепоглощающей яростью… Я ничего не ощущал, кроме неё… Я был новообращённым, не контролирующим своё эмоциональное состояние Металлом. Я хотел Её в свои руки, а потому, отбросив голову Вяземского в противоположную часть уже начавшей гореть избы, ушёл за Ней…
***
Выйдя в охваченный дымом и пеплом двор, я увидел, как бушующее пламя перепрыгивает на соседнюю избу. Я уже хотел уходить в сторону княжеских палат, когда во двор вбежала Она. Ванда. Она явилась спасать своего отца.
Увидев меня, она сразу же, словно раненая птица, издала громогласный возглас… Она бросилась ко мне… Она упала на мою грудь… Разрыдалась дикой кошкой…
– Добронрав! Ты жив! Добронрав, я люблю тебя! Я люблю только тебя одного! Слышишь?! Бежим со мной! Бежим прочь отсюда! Куда глаза глядят! Плевать на моего отца, на моего мужа! Бежим! Нас никто никогда не найдёт!
Я знал ответ, но всё равно спросил её, при этом взяв её за плечи и буквально отодрав от своей взмокшей от её слёз груди:
– Ты рассказала Мстиславу о планах мятежников?
Её голубые глаза… Уже не такие прекрасные, какими казались мне прежде – и что только я в них когда-то находил? – сузились от нового приступа слёз:
– Добронрав! Прости меня! Умоляю, прости! Я не думала, что всё так выйдет! – предательница. – Я всё тебе объясню! Я украла их! Украла две металлические вакцины! Для тебя и для себя! Я хотела передать тебе одну в ночь перед назначенной тебе казнью! Это я оттянула твою казнь на одни сутки, я смогла уговорить его! Я думала, что успею, но потом сказали, что ты умер… Я поверила, а ты жив! Значит, теперь мы будем вместе! Будем вместе навсегда! – она держала в своих трясущихся руках две металлические вакцины, хотела отдать их мне. Она рыдала навзрыд: – Я люблю только и только тебя, Добронрав! Всегда любила одного тебя!
– Ты убила мою любовь к тебе…
– Что?! Нет! Добронрав…
– Ратибор мёртв из-за твоей трусости. Из-за моей глупости.
– Молю, прости меня! Умоляю, Добронрав, прости! – она хотела упасть на колени, но я схватил её за плечи и не позволил. – Я буду твоей рабыней! Только прошу, прости меня! Я любила Ратибора, как названого брата! Я не хотела, чтобы так с ним… Я не знала! Я люблю тебя! Как ты любишь меня! Я люблю тебя!
Я вонзил свою руку почти по самый локоть в её дрожащее тело – пальцы, словно ножи в масло, вошли ровно в центр солнечного сплетения. Не знаю, откуда я знал, что могу это совершить без кинжала, но, очевидно, моё новое подсознание знало больше меня.
В момент смерти она смотрела в мои глаза своими шокированными, она не понимала происходящего и не верила в эту реальность… Я же ничего не чувствовал. Когда-то, в прошлой жизни, когда я был человеком, мы пообещали друг другу быть вместе навсегда. По сути, мы сдержали обещание. Просто “навсегда” каждого из нас продлилось разный отрезок времени.
Я отбросил её уже лишённое духа тело в проникший во двор огонь… Увидел, как её роскошную косу охватило первое пламя, и отвернул взор, чтобы не запомнить её такой. Прошёл мимо, прямо через бушующую стихию, которая опалила мою одежду, но не кожу.
Я с самого начала своей жизни рос и выживал среди лжи: семейной, религиозной, политической и, в конце концов, познал самую горькую ложь – ложь любимой женщины. Со столь богатым опытом мне было легко стать тем, кем я в итоге стал – виртуозным шпионом, сделавшим из гибкой лжи настоящее искусство. Я усвоил урок: ложь – это вывернутая правда, изнанка всего сущего, сама правда и есть. Меня зовут Белогор и Ратибор, потому что так звали моего отца и моего брата, мне двадцать два года, потому что так сказал мой отец, я добрый, потому что имя мне Добронрав… Вся моя биография: смесь устаревшей правды с искусной свежей ложью, что-то около истины, всегда наполовину, всегда не то, чем может казаться. Но вот что важно: любовь – мой рок.
За всю свою продолжительную жизнь я по-настоящему, а значит, всепоглощающе, любил своим непростым сердцем только трёх женщин.
Первая научила меня тому, что любовь можно эксплуатировать, что ею можно пользоваться, как самым действенным и воистину смертоносным оружием. Нерушимое условие: влюбить в себя и не любить в ответ. Из-за этого хорошо усвоенного мной урока у меня всё так хреново вышло со второй, намного более сильной, почти обратившей меня в безумца любовью…
Вторая открыла мне глаза: показала, что моё сердце – оказывается! – вовсе не мертво, а просто спит, и сразу же научила меня страху перед добровольным рабством.
Третья любовь… Истинная. Не поддающаяся объяснению и описанию.
Я убил всех трёх. Убил всех девушек, которых любил против своей воли и своего разума.
Ванду Вяземскую, самую недостойную, предал огню – чтобы она больше не предала никого, кроме меня. Она могла быть и была прекрасной для неидеального человека, но не для Металла.
Дементру Катохирис, самую умопомрачительную,