– Ты за считанные месяцы сама на себя непохожей стала.
– Не нравлюсь тебе украшенной? – с вызовом ухмыльнулась я и, запустив пальцы в камни, взяла горсть и положила перед сестрой. – Возьми все.
– Искусственный блеск мне не подойдёт, – сестра была до смешного серьёзна, но мне было не до смеха.
– Хочешь сказать, что мне подходит, а тебе не подойдёт?
– И тебе тоже не идёт.
– Ты не знаешь, о чём говоришь. Ты хотя бы можешь себе представить, каково мне быть замужем за человеком, чья молодость уже на исходе? – я решила не уточнять, что этот человек в постели до ужаса хорош собой. – Так чего же ты киснешь, если у тебя в мужьях скоро будет молодой и могучий красавец Твердимир…
– Громобой!
– Нет, ты тоже выйдешь за того, кого тебе выбрал отец – никуда не денешься! И тогда поймёшь, в своих собственных шелках, каково это – быть мной!
– Я никогда этого не пойму!
Мы и прежде, бывало, ссорились из-за разности темпераментов и в принципе полярности наших внутренних миров. Но здесь рассорились всерьёз. Так ни разу и не взяв из моих рук дорогих подарков, в итоге Отрада ушла, громко хлопнув дверью… Обычно именно она приходила мириться ко мне, потому как её натура была мягче, но в этот раз она не пришла. Я ждала две недели и готова была продолжать ожидание столько, сколько это понадобится, но… Она так и не явилась. Вместо неё пришла новость: сестра сбежала из Замка, предположительно в компании одновременно пропавшего Громобоя. Исчезновение заметили слишком поздно: отец поднял шум спустя сутки после того, как видел её в последний раз. Снарядили погоню, но из-за налетевшего ливня в итоге не отыскали даже следов беглецов.
Отрада сбежала с Громобоем. Громобой смог украсть свою возлюбленную. Осознание случившегося словно громом поразило меня: получается, я тоже могла?! Получается, у меня тоже был выбор?! Я совершенно не думала о том, что двух смелых влюблённых беглецов могла настигнуть погибель – я думала только о том, что на их месте мог бы, если бы достаточно сильно захотел, оказаться любой, даже я!
– О чём думаешь? – муж проводит своей большой шершавой ладонью по моему телу, обнажённому и всё ещё пылающему после продолжительного соития, принёсшего мне обжигающее мою душу удовольствие.
– Ни о чём… – ослабшим голосом отзываюсь я, но мои слова – ложь.
На самом деле я думаю о Добронраве. Я думаю о том, как он крепок, думаю о том, что если возрастной мужчина так хорош в постели, тогда как же может быть хорош молодой… Я жалею о том, что не была с Добронравом тогда, на Плакучем озере, что не отдалась ему всецело.
– А ты о чём думаешь? – желая отвлечь мужа от своих потаённых мыслей, интересуюсь я.
– О мятежниках. Мысли не для женской головы.
Меня задевает такое высказывание. Я давно заметила, что он ко мне относится, как к девице, пригодной только для удовлетворения его безразмерной похоти, как будто я не способна ни на что большее, как будто мне только и нужно, что сексуальное удовлетворение, шелка и драгоценности. Он гоняется за выдуманными мятежниками-заговорщиками, чтобы казнить всех под откос, и даже не предполагает, что я сама могу быть мятежницей или что могу стать лучшим ловцом, нежели он… Нет, он мнёт себя самым сильным, лучшим во всём, и первенство мне он своё не уступит. В моей голове проносится ядовитая мысль: “Скорее он затрахает меня до смерти, нежели признает во мне равную себе личность”.
Тем временем он переходит от непринуждённого поглаживания моего тела к откровенным ласкам, и я вздыхаю, что он наверняка расценивает за положительный отклик моего естества на его призыв, но на самом деле я просто устала и не понимаю, как он может хотеть новую порцию снова, когда только пятнадцать минут назад он с аппетитом поглотил первое блюдо.
В дверь опочивальни стучат, и он останавливается. Кто бы его ни отвлёк – он принёс мне спасение. Я уже третью ночь к ряду провожу под мужем, и, кажется, впервые устала от этого.
Пока он надевает рубашку, я окликаю его:
– Перед тем как Отрада пропала, я поссорилась с ней… Мы так и не помирились. Это гложет меня.
– Чем я могу тебе помочь, моя красавица?
– Я хочу повидаться с её лучшей подругой… – я осознанно не называю имя Полели и сразу же перехожу к следующему пункту: – И заодно проведать отца, чтоб умалить его печаль. Послезавтра второе декабря, день рождения Отрады… Пойду тем вечером. Возможно, задержусь.
– Всё, что твоя душа пожелает, моя красавица. Подари этой подруге золотых украшений, пусть порадуется девица. А отцу своему скажи, чтобы прекращал пить. Так и скажи: не покончит с зелёным змием до наступления Нового года – сниму с поста десницы. Я ведь ему говорил, чтобы он не медлил со свадьбой твоей сестры: и ей бы помудрее под крылом мужа было, – снова укол женского разума, – и Твердимир стал бы наконец одним из нас. Такой подчинённый – на вес золота!
– Не сошлась бы Отрада с Твердимиром.
– Не дури, женщина! Ты ведь со мной сошлась и довольна, так с чего вдруг Отраде не вышло бы сойтись с Твердимиром? Всё твой отец недоглядел за дурной девичьей головой: позволял твоей сестре ходить по избам оборвышей, дружить