Вскоре они вышли к Смазке. Точнее, к месту, где та до недавнего времени текла.
— Опа, а где речка? — вглядываясь в огромную червоточину, извергающую клубы серого дыма, протянул Грубанов. Червоточина воняла серой и разливала по округе ярко-желтую лаву, а из ее недр вырывались всполохи адского пламени.
— Матерь Льюти же упоминала, что на месте реки теперь вот это… — заговорила эльфийка, но каждое последующее слово давалось ей все с большим трудом. — Надеюсь, что после того, как ты прыгнешь, речка снова…
Не в силах сдержать рыдания, она прижалась к груди Николая и, оставляя на ней мокрые «полосочки», затряслась мелкой дрожью.
— Ну-ну, ты чего? — Он погладил ее по пепельным волосам, положил ладонь на щеку и вытер сочащиеся слезы. Глядя в глаза, улыбнулся: — Все будет хорошо. Будет же?
— Будет, — сглотнула она, и ямочка на ее подбородке задергалась в неконтролируемой истерике.
Николаю взгрустнулось — если даже Хьюсти дала волю эмоциям, значит все совсем хреново!
— Пойду посмотрю, что там за адская дырка.
Он с трудом отстранился и, аккуратно обходя лужицы лавы, на негнущихся ногах приблизился к краю червоточины. Заглянул вниз — дна видно не было, вместо него зияла бесконечная мгла.
— Бля-я-я… — протянул Николай, отошел на два шага и почесал затылок. — Как-то не так я себе все это представлял…
Хьюсти подкралась сзади, обвила его руками, и он вновь почувствовал ее слезливые судороги.
— Мне будет тебя не хватать, избранный, — уткнувшись лицом куда-то в лопатку, простонала она. — Даже несмотря на твой обман… Надеюсь, ты вернешься…
Грубанов обернулся, стараясь заглянуть девушке в глаза:
— Просто верь в меня… Больше, чем я сам. Обещаешь?
— Обещаю, — всхлипнула она. — А сейчас тебе пора — скоро полночь.
Николай хмыкнул:
— И что, даже не засосемся на прощание? Или нам опять нельзя? Как ты там в прошлый раз ответила? «С дуба рухнул?»
Хьюсти не дослушала. Повернув мужчину к себе, нервно впилась в него трясущимися солеными губами. Отвечая на поцелуй, Николай понял — ему будет не хватать именно Хьюсти, этой смазливой, сексуальной, веселой эльфийки. Возможно, сложись обстоятельства по-другому…
— Иди! — Пепельноволосая оторвалась от губ Николая и чуть оттолкнула его. — Не мучай ни меня, ни себя.
Грубанов понимающе кивнул. Не отрывая взгляда от рубиновых глаз, запоминая милое заплаканное личико, он отступил к червоточине. Стоя к дыре спиной, почти на самом краю, невесело улыбнулся:
— Еще пара-тройка недель, и в моей бороде сможет заблудиться барсук. Надеюсь, я встречу в аду хорошего барбера!
Хьюсти промолчала. По ее щекам текли крупные капли.
— Кстати, я кое-что вспомнил, — обернувшись на червоточину и сделав последний к ней шаг, сказал Грубанов, — в тюрьме у темных вот уже восемьдесят лет томится эльфийка, Маринэ. Проконтролируй, чтобы ее освободили. Если, конечно, темные не сделали этого раньше.
Пепельноволосая согласно прикрыла веки.
— Ну что ж, мне, наверное, пора… Всегда мечтал «уйти» красиво, как в дешевом голливудском фильме, — усмехнулся Николай Юрьевич Грубанов. — Прощай, Хьюс! — И, расставив руки в стороны, завалился назад.
— Прощай, избранный!
Червоточина с радостью запахнула кровавые губы…
Глава 44
Николай падал и падал в бесконечную черноту, словно Алиса — в Страну Чудес. Вот только в адский крокет, как подозревал мужчина, ему сыграть не дадут…
Чем дольше продолжался нескончаемый полет, тем горячее становился воздух вокруг. Он сжигал волосы в носу, проникал в колющие легкие, до мяса плавил кожу…
Грубанов попробовал делать «гребущие» движения руками, чтобы добраться до невидимой в темноте стенки туннеля и каким-то образом замедлить скорость полета, но вскоре плюнул на это дело — далеко внизу появилась маленькая багровая точка. С каждым мгновением точка увеличивалась, приближая мужчину к «земле».
Николай орущей пулей вылетел из туннеля и устремился к полу. До большого «шлеп!» оставалось несколько секунд, но даже их хватило, чтобы он успел «заценить» атмосферу.
Внизу, чуть поодаль, распростерся ад, точнее, вход в него — высокие закрытые врата из костей и черепов. Над вратами расположилась огромная демоническая голова с длинным тонким языком и толстыми рогами, почти упирающимися в потолок.
— Му-уки! Вечные муки ждут тебя здесь! — зыркая по сторонам кровавыми глазами, зловеще шипела голова. — Тебя! Тебя! И тебя! Заходи, грешшшник, отведай адских мук!
На площадке возле ворот столпились скрюченные обнаженные тела, над которыми и насмехалась голова — грешники. Сотня, две, а может быть и больше — рассмотреть с такого расстояния не представлялось возможным.
Грешники как могли жались к воротам, стараясь не попасться под удары шипастых палок, которыми были вооружены краснозадые демоны-надзиратели. Рогатые приспешники Люцифера лениво цокали копытами вокруг толпы и время от времени со смешком охаживали грешников смачными ударами.
Все это Николай увидел за те мгновения, что прошли с момента его «вылета» из туннеля и до момента, как он достиг адского пола.
«Сука, сейчас расшибусь», — за миг до столкновения флегматично подумал он и, мысленно попрощавшись с жизнью, закрыл глаза.
Шлеп!
Обрюзгшее тело Грубанова впечаталось в адскую твердь да так и осталось лежать.
«Не больно! — слушая отдаленный галдеж грешников и вдыхая аромат серы, исходивший от пола, удивился он. — Почему мне не больно? Это же ад, мне должно быть больно! Или это не так работает? Или я умер, а душа не может болеть?.. Хрен его разберет…»
— Вон он! — вдруг послышался неподалеку грозный рык, а за ним — приближающийся цокот копыт.
«За мной, похоже», — понял Николай.
Две пары краснокожих мускулистых рук подхватили новоприбывшего подмышки и рывком поставили на ноги.
— Николай Юрьевич Грубанов? — дыхнув зловонным дыханием, прорычал один из козло-демонов. — Погоняло «Избранный»?
— Ну… да… это я, — промямлил растерявшийся Николай. — Наверное.
— Ништяк, босяк, значицца мы по твою душу! — обрадовался второй демон. — Давай шевели калошами, Люцифер ждать не любит!
Адские прихвостни, между делом словно плетками подхлестывая Николая хвостами, потащили того к вратам, и у мужчины появилась возможность повнимательнее осмотреться вокруг.
К рогатой голове, продолжавшей извергать проклятия и насмешки, вела широкая дорога, вымощенная скользкими блестящими черепами. По дороге, едва переставляя ноги, брели к вратам тысячи скрюченных тел. Точнее, душ, про себя уточнил Грубанов.
«Интересно, а я сам — тело или душа? —