— Т-ты что, все? — размазывая по щекам макияж, матерь Льюти оторвала раскрасневшееся лицо от подушки и обернулась через плечо. Николай пошел мурашками — взгляд эльфийки напоминал взгляд неудовлетворенной похотливой пантеры в середине марта. — Пожалуйста, продолжай! Я почти…
Грубанов хитро прищурился — он вдруг решил сделать секс еще ярче! По крайней мере, для себя.
Выйдя из тугой анальной дырочки, он перевернул ойкнувшую эльфийку на спину и подтащил на самый край кровати. Широко раздвинув ей ноги, в очередной раз «смазался» соками и на сей раз без труда проник в самые потаенные места партнерши.
Матерь Льюти вцепилась коготками в кровать, запрокинула голову и застонала. В тот момент она еще не знала, что все самое интересное — впереди!
В следующий миг Николай проявил такие чудеса акробатики, какие вряд ли бы смог повторить в иной ситуации. Пальцами ноги «подцепив» валяющуюся под кроватью, для защиты, дилдо-палку, «перекатил» ее на стопу и подбросил, поймав точнехонько на уровне своего таза.
— Дабл пенетрейшн — дабл наслаждейшн! — провозгласил избранный и, щедро смазав дилдо соками эльфийки, вогнал толстый силиконовый фаллос в ее киску.
«Действительно — глубокая!» — успел подумать он, а потом стало не до мыслей.
Матерь Льюти не то что застонала — заревела! Обезумев от полностью заполненных дырочек, она задвигалась тазом, максимально нанизываясь на своих «партнеров».
— Быстрее! Сильнее! Двигайся! — одной рукой щипая себя за соски, а второй неистово теребя клитор, во весь голос стонала эльфийка. — Давай! Схвати за бедра! Насаживай! Глубже!
Грубанов и схватился, и задвигался — и быстрее, и сильнее, и глубже. Но надолго его не хватило. Резиновый «напарник», занявший собой всю киску матери Льюти, сделал ее анальную дырочку не то что тугой или узкой — микроскопической!
И Николай не сдержался.
Зарычав, он насадил содрогающуюся в оргазме эльфийку так глубоко, как только мог, и тут же опустошился в нее густой неиссякаемой струей. Подвигавшись еще несколько секунд, сполз на пол.
— Блять, это был лучший секс в моей жизни, — раскинувшись на кровати, едва слышно прошептала матерь Льюти.
Николай решил согласно промолчать, лишь довольно подумал:
«А говорила, сучка, что любит доминировать. И куда делась вся твоя доминация? Да в дочери богов доминации было больше!.. В любом случае, если обычный секс — это программа-минимум, то анальный — дополнительное задание со звездочкой. И это задание я выполнил на отлично!»
Глава 40
Проснувшись с утра и не обнаружив рядом матерь Льюти, Николай перекусил свежими фруктами, неожиданно появившимися на столе, и вышел из хором.
Впервые за все время день был пасмурный — над островом нависли черные тучи, ледяные вихри трепали кроны деревьев, издалека доносились раскаты грома. Моросил мелкий дождик.
Эльфийки попрятались по домам, и только несчастные стражницы мерзли под порывами ветра.
— Брысь отсюда! — прогнал их Грубанов. — Чего жопы морозите?
Задубевшие эльфийки не заставили просить себя дважды, а Николай, посмотрев на надвигающиеся тучи и тяжко вздохнув, решил все-таки не откладывать дела в долгий ящик.
Укутавшись в предусмотрительно захваченный из дома плед, он направился к демону Сагари, благо дорога была ему известна.
«Если ливень звезданет — спрячусь под деревьями, делов-то, — думал он по пути. — Не сахарный, не растаю».
Конечно, поход к сагари можно было бы и отложить до лучших времен, но Николая грызло любопытство — что за новости приготовил демоноконь?
…В лесу было мрачно. Грубанов, ступая по виляющей тропинке, лениво размышлял о том, что зря эльфийки позволяют ему болтаться по острову без сопровождения и делать все, что заблагорассудится. Мало ли чего!
Пройдя еще сотню шагов, Николай услышал завывания Сагари, которые перебивали даже завывания ветра:
— Сто мну снег, сто мну зной, сто мну доззик проливной…
Демон, змеиным хвостом зацепившись за ветку, болтался на ветру, словно петля на рее.
— Сагари! — позвал Николай.
— Избранный, ты присол! — обрадовался конь.
— Ну я же сказал — приду. И вот я здесь. Хотя погодка, конечно… Ладно, давай выкладывай, что у тебя за новости? И я побегу домой кости греть!
Демон зашелся мерзким хриплым смехом:
— О да-а, избранный, кости ты скоро погреесь! Еще как погреесь!
Интонация коня мужчине не понравилась.
— Ты о чем? — насторожился он.
Сагари перевернулся, приняв более привычную позу, и заговорил, нагоняя в голос устрашающие нотки:
— Боги мертвы. Богов больсе нет. Избранный убил богов.
— Это вышло случайно, — не моргнув глазом, соврал Николай.
Но конь, глядя в одну точку, его не слышал.
— Убийца богов ходит по земле. Радуется зызни, пьет, трахается… Но есть древнее писание! И сказано в нем: «Если боги низвергнуты будут, то в следуюсее зэ полнолуние возникнут на острове адские врата. Будут набираться они демонисеской силы, и разверзнутся в полнолуние, сто следует вторым. А едва луна в третий раз осветит небосклон, как хлынут из врат полсися кровозадных краснозадых демонов. И будут они вырезать всех вокруг…»
— Так у вас же полнолуния каждую ночь… — оробел Николай, и внутри него все похолодело. — И третье полнолуние… сука, сегодня! И что теперь делать?
Демон издал злорадный смешок.
— В писании сказано, сто единственное, сто мозет спасти смертных и нетленных — это если убийца богов сам, лисно, спустится в загробный мир, в ад пекельный, в преисподнюю дьявольскую, в геенну огненную. И встретится там с Люцифером!
— Твою. Сука. Мать…
— Вот тебе и сука. Вот тебе и мать! — заржал Сагари, и смех его потонул в раскатах грома.
— А что, без этого никак? Без адского спускания? Спускать я привык немного по-другому…
— Не-а, никак! Так сто выбирай — либо аудиенция у Люцифера, либо всех твоих эльфиек вырезут как коз! А потом демоны все равно найдут тебя и заберут с собой в ад.
Николай понурился — ничто из предложенного ему не подходило.
— Значит, никаких вариантов больше нет? Либо-либо?
— Ну посему зе, — хитро прищурился конь, — есть! Ты мозесь свалить в свой мир и спасти свою ссыкливую зопу.
— Свалить в свой мир? А эльфийки?
— Эльфийки умрут.
Николай чуть ли не подпрыгнул от возмущения:
— Да как же я тогда свалю⁈
Будь у сагари плечи, он наверняка бы ими пожал.
— Я-то откуда знаю — как? — не совсем понял он возмущения избранного. — У престарелого друзка своего