Глава 21
Задумавшись, я не сразу заметил перемену боевой обстановки. Когда наша атакующая колонна уже почти преодолела открытую низину, приблизившись к огневому рубежу противника, французские егеря неожиданно контратаковали нас с флангов. Внезапно открыв огонь из небольших перелесков, стоящих поодаль справа и слева от дороги, они, разрядив свои карабины, вдруг бросились на нас в штыковую с двух сторон, побежав прямо через замерзшее болото. А с обрыва перед нами в нас все также стреляли егеря центральной позиции, которых наш ответный огонь, похоже, проредил весьма незначительно.
Хорошо еще, что все эти вражеские егеря были без своих лошадей, оставленных ими возле монастыря. Перед нами находился лишь передовой егерский отряд, занимавшийся разведкой наших позиций и организацией передовых постов. И они, разумеется, старались действовать скрытно, желая блокировать нас своими засадами. Потому и не поехали верхом, а пошли пешком. Впрочем, непрочный еще лед на болоте между холмами едва ли выдержал бы лошадей.
Оценив ситуацию, я прикинул, что она чем-то напоминает ту, которая сложилась в бою за Праценские высоты в Аустерлицком сражении, когда наши пошли в атаку на флангах, а французы победили, ударив в центре. И я решился повторить эту схему. Увидев при свете луны, вылезшей в очередной раз из-за облака, что склон впереди не такой уж высокий и крутой, как сначала мне показалось, и что с разбегу на него можно довольно легко взбежать, я приказал, не мешкая, штурмовать центр.
В сущности, никакого другого разумного маневра нам и не оставалось в сложившейся ситуации. Засадные группы вражеских егерей атаковали нас одновременно с двух сторон, надеясь, что мы развернемся для отражения их атак, остановившись посередине и став легкими мишенями для стрелков, засевших перед нами по фронту. Но, они не учли нашей прыти. Не собираясь ждать, когда французские егеря, перебежав от перелесков через болота справа и слева от нас, подвергнут штыковым ударам наши фланги, наша полурота побежала вперед со всех ног.
Суворов, кажется, говорил: «Там, где пройдет олень, там пройдет и русский солдат. Там, где не пройдет олень, все равно пройдет русский солдат». И, подтверждая это правило, гвардейцы-семеновцы с разбегу одолели скользкий глинистый склон высотой в полтора человеческих роста на краю замерзшего болота. Стремительным рывком мы вырвались из ловушки, подготовленной нам хитрыми егерями. И, оказавшись наверху, мои бойцы тут же вступили в рукопашную схватку с французскими стрелками, поскольку все ружья, и наши, и противника, к этому моменту оказались разряженными друг в друга, а перезаряжать их времени уже не имелось.
В лунном свете засверкали штыки. Кровь, брызгая из ран, задымилась в морозном воздухе. В ночи слышались звоны ударяющихся штыков, глухие удары ружейными прикладами, крики боли и ругательства. Уже через полминуты мне стало понятно, что наши здоровенные семеновцы быстро берут верх над щуплыми французами в рукопашной схватке. Восторг и ярость боя наполнили меня. В моих руках тоже было пехотное ружье со штыком. И я орудовал им не хуже других бойцов, протыкая тела противников и ударяя с размаху прикладом по их головам.
А когда штык моего ружья слишком сильно застрял у кого-то из французов между ребер, я разрядил во врагов оба своих пистолета, которые всегда держал при себе про запас, а потом выхватил из ножен саблю. Впрочем, на этом участке схватка уже закончилась. Егеря, похоже, не ожидали от нас подобного натиска. Мы удивили их своим дерзким стремительным штурмом. И они умирали один за другим, не в силах организовать серьезное противодействие русским гвардейцам в ближнем бою. Впрочем, егерей на центральной позиции находилось не так много. Потом мы насчитали там всего лишь два десятка трупов.
Со стрелками на берегу болота мы разобрались быстро. Но, еще оставались те две вражеские засадные группы, которые попытались атаковать нас с флангов. Впрочем, они не учли, что нам гораздо ближе до берега болота, чем им до нас. Потому они только и успели, что добежать до того места, откуда мы побежали на штурм, когда мы, разделавшись уже с противником на склоне болотного берега, развернулись и приготовились их встретить достойно, перезаряжая ружья.
Позиция у нас теперь была значительно лучше. Да и численного преимущества у егерей не осталось. В обеих их атакующих группах, которые соединились на дороге посреди болота, навскидку, осталось человек тридцать. Оказавшись при лунном свете отличными мишенями посреди замерзшей болотной пустоши, припорошенной свежим снегом, егеря попытались рассыпаться цепью, чтобы рассредоточиться, понимая, что повторить наш наскок на мерзлый склон болотного берега у них не выйдет, потому что, готовые к этому, мы легко сбросим их вниз. У них уже не осталось шансов победить.
К тому же, получалось, что мы отрезали егерям отступление к монастырю. Ведь наша позиция теперь находилась между монастырем и болотом. И я переживал, как бы в этих условиях не пропустить удар с тыла от монастыря. Но, в стороне древней монашеской обители, торчащей позади за нашими спинами за молодым невысоким лесочком, в который превратилось заброшенное монастырское кладбище, все было спокойно. Более того, со стороны монастыря прекратились и выстрелы, которые грохотали там, пока мы вели бой с егерями. И это могло означать одно из двух: либо наша кавалерия захватила монастырь, либо потерпела поражение.
Но, тут на дороге, которая шла от монастыря, огибая кладбище и выходя к болоту, показались силуэты всадников. Это оказались наши драгуны, которых вел вахмистр Кирилл Ширяев. Спешившись возле меня, он сразу доложил обстановку. И я закричал французам:
— Сдавайтесь в плен! Так приказал ваш полковник! Весь штаб вашего полка уже сдался, а ваш лагерь в монастыре разгромлен нашей кавалерией!
И вражеские егеря, услышав такое и увидев на нашей стороне подмогу из драгун, прибывшую именно со стороны французского бивака, начали складывать оружие. Погибать, когда командование уже сдалось, они не видели смысла. Наша победа была полной. И вскоре я уже въезжал на коне, которого уступил мне вахмистр Ширяев, в старинный монастырь.
С высоты седла при свете луны и костров, зажженных внутри и снаружи древней обители, я рассматривал сохранившиеся три монастырских стены, две мрачные башни по углам на фасадной стороне, въездную арку, лишенную ворот, остатки монастырской церквушки и еще каких-то сооружений в просторном дворе. Повсюду лежали трупы французов, бродили лошади, валялось оружие, а в воздухе пахло порохом, кровью, дымом от костров, лошадьми и дерьмом. Тем не менее, меня наполняла радость, что, несмотря на все трудности, нам удалось победить неприятеля, значительно превосходящего нас