Волей-неволей Теодор вслушивался в слова Кингсли, и последние фразы вызвали у него возмущение. Жгучее возмущение. Директор Дамблдор, и Тео знал это наверняка, завещал нести Бремя Белого Человека, воспетое Киплингом, по всей Земле, поднимать уровень магглов, чтобы они могли принять магов. Ему вдруг пришло в голову, что Тёмный лорд шёл этим же путём: если магглы бы исчезли, они были бы как раз на том уровне, чтобы принять существование магического мира.
«И это же говорил Гриндевальд», — осенило его вдруг. Паззл в его голове сложился со щелчком: Геллерт Гриндевальд и Альбус Дамблдор действительно были ближе, чем хотелось бы многим.
Как ни странно, пролетевшие кавалькадой мысли чуть ослабили боль и неприятные ощущения. Теодор даже собрался с силами и оттолкнулся от стенки. Чудом удерживая равновесие, он на карачках пополз к краю черепицы, туда, где воспарил на камне — сам не помня, как.
— Сейчас… позаботьтесь о раненых. Почтите память павших. Мне нужны добровольцы, мне нужны ваши палочки. В Лондоне остались те, кто творил бесчинства против нас с вами — и мы должны их задержать, пока они не воспользовались шансом, этими так некстати исчезшими метками.
Зашуршали мантии. Кто-то поспешил вперёд, стуча каблуками по каменным ступеням, истерзанным кровью и проклятьями прошедшей битвы. Голос Кингсли скрылся в отдалении, а Тео дополз до края черепицы, взглянул вниз — и потерял равновесие, кубарем скатившись.
* * *
— Только ты, Нотт, мог так нелепо грохнуться, — проворчал Дин. Ему было значительно легче. Чья-то рука — Теодор понадеялся, что это была Джинни, — влила ему в рот воду с тем самым специфическим вкусом, что он уже испытывал. С малой дозой зелья Эдуарда Принца, заживлявшего всё без остатка.
Несколько мгновений спустя сил стало гораздо больше. Теодор открыл глаза и рывком сел, тут же закашлявшись.
Увы, рука, что помогала ему, принадлежала Дину. У него недоставало половины волос на голове, а футболка, уже чистая, со следами магии, всё равно была лишена рукава.
— Спа-кх-сибо, Дин, — проникновенно сказал Теодор. Они были в Трапезном зале, и вокруг было гораздо больше тех, кто уже не был ранен. Оглядевшись, он понял, что не видит никого из Уизли. — Где Джинни?
— Ты ведь тоже был там, во дворике, когда Гарри стал Фениксом, — Дин отвёл глаза. — Я слышал, что ты колдовал Адское пламя.
— При чём здесь это? Джинни ведь не было там…
— Сука Лестрейндж убила её старшего брата.
«О, проклятье», — понял вдруг всё Нотт. Молли словно снова закричала в его голове, будто раненая банши, со всей яростью атаковав бешенную Лестрейндж.
— Где они?
— Я не знаю, честно, но все тела унесли к Залу Наград…
Теодор вскочил, даже не удосужившись проверить, как он выглядит, и устремился со всей возможной прытью к выходу.
Глаза цепляли тут и там раненых знакомых и товарищей.
Гвеног левитировала несколько фиалов в сторону обгоревших людей в обрывках квиддичной формы.
Оттербёрн рассказывал что-то Митчеллу.
Кристофер Флак и Маркус Белби помогали врачевать раны молодому Шафику.
Макгонагалл со скорбным видом кивала словам незнакомой колдуньи.
Кто-то из студентов радовался и улыбался.
Кто-то был глубоко несчастен.
Теодор ловил на себе их взгляды.
Кто-то радовался и улыбался ему.
Другие безучастно смотрели сквозь.
Третьи хмурились.
И от их взглядов ему было неуютно.
Наконец, Трапезный зал остался позади, и, преодолев холл, уже очищенный от крови и мусора, но сохранивший повсеместно следы магии, наполненный эманациями боли, смерти, ярости и агонии, в два коридора достиг другого холла. Перед Залом Наград.
Там было не менее людно.
На наколдованных скамьях сидели те, кто уже причастился к горю.
Молодые и старые маги. Женщины и мужчины. Потерявшие смысл жизни и лишившиеся частей себя.
Теодору стало жутко.
Преодолев себя, он юркнул внутрь. Под купол чар беззвучия. В зал, заполненный рядами тел, прикрытых саваном, где тут и там стояли те, кто ещё не простился.
Он чуть не налетел на профессора. Филиус Флитвик поднял на него взгляд, полный вселенской печали.
— Мистер Нотт, — негромко проговорил он, едва слышно из-за звуков стенаний, проклятий и плача. В этой какофонии громко звучал хриплый от надсадного плача голос Молли. — Вы целы.
В этих словах, в этой констатации факта, Теодору послышался упрёк. Упрёк в том, что он был, и он был цел, в то время как этот зал был полон тех, кто погиб. Этот упрёк навис на нём, надавил вдруг тяжёлой ношей на его плечи, и даже заставил на полшага отступить и забыть на миг, как дышать.
— Двадцать восемь студентов, — продолжил тихо декан Райвенкло. — Это те, кто выбрал сражаться. Они выбрали это сами, но вы лучше меня знаете, кто поставил их перед таким выбором.
— Вы… не говорите, что вы бы лучше отдали их Макнейру, — пробормотал Теодор.
— У всего есть цена, мистер Нотт, — согласился вдруг с ним Флитвик. — Я сочувствую вам. Цена, заплаченная их жизнями — то, что будет всегда вашей тенью. Мистер Шеттигар больше никогда не сможет играть с котятами, а мистер Криви — снимать его на колдокамеру. Вспомните об этом, Теодор, когда заиграетесь в политику в следующий раз.
Флитвик обошёл его, оставив с ещё большим грузом на плечах.
— Да, и… — Теодор полуобернулся к полугоблину. — Диадема. Вы помните?
— Мой эльф занесёт её вам, — полушёпотом ответил юноша. Не дожидаясь ответа Флитвика, он пошёл вперёд, будто бы пытаясь избавиться от этого наваждения, этой картины, что нарисовали слова коротышки.
Семья Уизли стояла вокруг своего покойника. Все из них, кто только был в замке. Руперт, Артур, Молли, Персиваль, Фредерик и Джордж, Рональд и Джинерва.
Теодор подошёл к ним сзади. Он не знал, зачем пришёл, и понял это лишь в тот миг, когда до них остался один лишь шаг. Рыдания Молли утихли. Она прижималась к своему мужу, сотрясаемая всхлипываниями, и неестественно прямые спины её сыновей выражали ей поддержку.
Он так и стоял бы в нерешительности, если бы Рональд не утёр глаза платком, который достал из своего заднего кармана.
— Теодор, — негромко гнусаво поприветствовал его сокурсник. «Сокурсник ли», — задумался на миг Нотт, но отогнал мысль от себя.
— Мне очень жаль, — прошептал тот вместо приветствия в ответ. — Мне очень жаль…
Все Уизли обратили на него внимание, и от его слов Молли зашлась рыданиями вновь.
Он не мог даже представить, каково было ей видеть гибель своего сына. Близнецы расступились, и он сделал шаг вперёд, как будто бы приглашённый разделить с семьёй Уизли их