В дом-то я не заезжал, но Дмитриевич мне регулярно докладывает. Тем более дом наш никто не трогал, а Викуля как раз появилась у нас, чтобы Машу забрать подальше от возможной заварушки. Спасибо ей на том.
— Да она в порядке, — Вика пожимает плечами. — Смотрит сериалы, надутой ходит, но в целом жива-здорова. Сначала, правда, чуть не подрались: Маша категорически рвалась на свалку, кричала, что там слишком много врагов. Пришлось трясти ее за плечи, как когда-то ты сам это делал, и объяснять, что ты не из тех, за кого надо сильно беспокоиться.
— Ну, звучит, конечно, сомнительно лестно, — я усмехаюсь и начинаю чистить мандаринку сам.
— Да я не обиду хотела нанести, — пытается разрулить Вика. — Просто ты у нас неубиваемый. И, чего уж там, если бы мы с Машей там нарисовались, ты бы нас сам потом по стенке размазал за такие «подвиги».
— Может, и так, — соглашаюсь я. Нехитрый занавес: еще и ей пришлось почистить мандаринку, но вместо благодарности она тянется ко мне губами. Я, само собой, не возражаю.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, я решил уточнить важный момент:
— Слушай, красотка, а зачем ты тогда сюда заявилась, если знала, что у меня все окей? Я же вам с Машей звонил напрямую из палаты, сказал, что раны нет. Ты сама же говорила, что подумала, будто я при смерти…
— Только сестру не ставь в известность, что я тут, — просит она. — А то укокошит меня сразу: мы как две дурочки успокаиваем друг дружку по очереди, убеждая, что ты все прекрасно просчитываешь и вывезешь любую ситуацию. И вроде привыкли, вроде понимаем — сам о себе позаботиться можешь. Но ведь это не убирает желания хотя бы изредка убедиться, что с тобой реально все хорошо, потому что мы тебя любим.
— Да понял я, понял, — предупреждающе улыбаюсь и обнимаю ее. — Но ведь я почти всегда на связи, можно же без лишних волнений обойтись. И вообще, красавица, спасибо, что отговорила Машку нестись на свалку. Я ей обещал иногда в курс дел вводить, но она должна понимать, что вмешиваться не надо, чтобы я на вас не отвлекался в ответственный момент.
— Маша уже всё поняла, — кивнула Вика. — Она у нас барышня впечатлительная, куда эмоциональней, чем ты. Думаю, долго дуться не станет: вероятно, уже и сама уяснила, что малость переборщила. Тем более с тебя ведь даже волоска не упало — так что скоро, чувствую, она ещё и шутить над этой ситуацией начнёт.
— Мне бы эти шуточки вообще боком вышли, — вздыхаю я. — От Машкиных шуток потом попробуй укройся, фиг получится. Но ты ладно, Викуль, жуй давай мандаринку и дуй домой, а то Маша реально вопросами завалит. Я пойду Гришу проведаю снова.
Я сопроводил её до дверей госпиталя, а она всё время караулила, не заглядываюсь ли я на медсестёр. Ну а смысл мне на них таращиться? Не мороженое же они, да и не холодец.
После напоследок помахал Викуле и рванул к Распутину: у него там батю вызвали, и если тот уже приехал, придётся ждать, пока они наобщаются за жизнь. Влетаю в палату — а там, как обычно, такая теснота из солдатиков, что ни шагу ступить, ни локтем взмахнуть. И тут же замечаю: у койки Гриши сидит его отец.
— Сначала она применила свой Дар и ослабила меня, а потом внезапно подкралась с уколом, от которого часть моих способностей временно отключилась, — с жаром продолжал мой товарищ, устремив на батю самый серьёзный взгляд.
Но тут я заявился, и в палате сразу повисла тишина. Отец Гриши метнул к моей персоне довольно мрачный взор.
— О, Добрыня, заходи, — Распутин махнул мне рукой, но как-то вяло: слаб еще. — Я как раз собирался о тебе заговорить, — затем повернулся к отцу: — Тебе следует кое-что о нём узнать.
Глава Рода Распутиных сидел непоколебимо, будто каменное изваяние, даже головой не кивнул в мой адрес. А я устроился на краешке Гришиной койки и зевнул. Ну, чёрт возьми, надо было позже зайти! И почему никто меня не остановил и не сообщил, что батя уже в палате? Может, Гришка нарочно что ли всю охрану предупредил, чтоб дать мне возможность вляпаться в неловкую ситуацию? Да обожает он, в общем-то, меня так подставлять, чего уж там.
— Собственно, именно поэтому меня и захватили, — продолжал вещать Гриша. — Они сказали, что хотят его подставить, якобы это Добрыня меня убил. А я уже ничего предпринять не мог, но видел, как Добрыня не отходил от меня ни на шаг, защищал меня до последнего.
И ведь чистая правда: те сволочи всерьёз вознамерились добить Гришку, чтобы он не донёс на них, иначе им была бы крышка. Однако батя Гриши и дальше меня игнорировал, только покачал головой, выслушивая сына, а потом обернулся к старшему — тому самому Фёдору, что маячил сзади:
— Фёдор, зови всех наших. Пусть готовятся, — голос у главы Роды звучал так, будто он уже видел все наперёд и сам сколачивал людям судьбы. — Видать, кое-кто совсем забыл, что из себя представляют Распутины. Мы ведь не только залатывать раны умеем, но и убивать можем.
Пока они переглядывались и бросались фразами, я обвёл глазами палату. Тут ремонт-то шикарный: прямо курорт, а не госпиталь. Хотя неудивительно: Распутины — владельцы, и своих они лечат бесплатно, как и тех, кто на них просто трудится.
В общем, а дальше я подумать не успел.
— Быстро доспехи врубайте! — заорал я на всю комнату и бухнулся животом на кровать, прикрывая Гришу собой.
И тут всё мгновенно пошло наперекосяк: в окно влетает ракета — бабах, взрыв!
Суетиться, паниковать — не мой конёк, действовать пришлось на автомате. Заметил проблему — решай, и всё. Хотя Гришу я собой прикрыл, но взрыв-то жахнул будь здоров!
Помещение начало рассыпаться по кускам, да ещё обломки разлетались со всех сторон, словно их целый рой. Один осколок таки задел мою щеку. А я ещё ухитрялся ухмыляться. И чего бы нет? Кажется, я недооценил мощь этого удара, потому что рушился уже не только сам этот блок, а, вероятно, весь госпитальный сектор. Пришлось включать мой Дар на полную катушку, чтобы Гришу не придавило, ибо мы проваливались всё ниже. Здание не выдержало такого дружеского привета. Уже почти в подвале оказались. Я скользнул взглядом на лицо Гришки.
— Твою ж мать,