– Тебе нравится эта лампа, князь? – тут же спросил купец, заметивший его взгляд. – Хочешь, забери ее себе.
– Лампа красивая, но мне она не нужна, – качнул Шатун головой. – Просто, глядя на нее, я подумал, почему вы не используете светильники с земляным маслом. В ваших местах, да и по пути сюда, его легко найти.
– Оно неприятно пахнет, – чуть скривился араб. – Да и коптит сильно. Но в дороге мы иногда используем и его.
– Так о чем ты хотел поговорить, уважаемый? – перешел Руслан к делу. – Я знаю, что это не по обычаю, но у меня не так много времени, чтобы тратить его на вопросы вежливости.
– Ты хорошо знаешь наши обычаи, – удовлетворенно кивнул араб. – Хорошо. Я расскажу тебе всё. Я давно вожу караваны в вашу страну, но такого со мной еще не случалось. Мы перешли границу Персии и почти дошли до армянских земель, когда нас догнал отряд турок. В моей жизни было всякое, но еще ни разу моих людей не начинали убивать, даже не спросив, кто мы. Нас спасло только то, что мы с ними одной веры. Их командир, ата-бек, приказал отпустить нас и вернуть весь товар. Но теперь я думаю, что это был последний раз, когда я пришел в вашу страну. Это стало слишком опасно.
– В Персии ты можешь нанять корабль и доплыть вдоль берега до земель империи, минуя опасные места, – тут же нашелся Шатун. – Плавание вдоль берега не очень опасно, а летом Хазарское море обычно спокойно.
Руслан специально назвал Каспий старым названием, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. Кивнув, купец в очередной раз огладил бороду и, достав откуда-то из складок пояса длинные янтарные четки, задумчиво ответил:
– Я думал об этом. Но тогда товар станет стоить еще дороже. Наем фелюги обойдется не дешево.
– Тогда чего ты хочешь от меня? – прямо спросил Шатун, окончательно растерявшись. – Я не могу бросить свою службу и провожать твой караван до границы с Персией. Я офицер, и мои начальники меня просто не поймут.
– Я знаю, – все так же не спеша отозвался купец, перебирая пальцами четки. – Я не прошу тебя провожать мой караван. Я хотел рассказать тебе другое. Я вчера видел того ата-бека и двух его людей здесь, на базаре. Они выдают себя за персидских купцов, но это турки.
– Где? – моментально подобравшись, тихо спросил Руслан, но в этом коротком вопросе явственно лязгнул металл.
– Я пошлю с тобой своего человека. Он все покажет. Но как ты поймешь, что он действительно турок?
– Это не сложно. Турки и персы говорят на разных языках. Так что подловить их на этом будет не сложно, – отмахнулся Шатун.
– Про тебя говорили правду, – удовлетворенно кивнул араб. – Ты умеешь находить врагов.
Вошедший в шатер слуга внес широкий поднос, на котором стояло все для неспешного пития кофе. Аккуратно опустив поднос на пол, паренек выкатил из угла низкий круглый столик и, установив его между собеседниками, принялся переставлять посуду. Крошечная чашечка, оказавшаяся перед Русланом, источала умопомрачительный аромат.
Пригубив ее, Шатун прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом. Это действительно был настоящий кофе, сваренный по-арабски. Густой и приторно сладкий. Внимательно наблюдавший за ним купец едва заметно улыбнулся и, пригубив свою чашечку, взял в руку серебряную ложечку. Подцепив ею кусочек халвы, он отправил его в рот и, глотнув кофе еще раз, осторожно поинтересовался:
– Кто научил тебя пить наш кофе? Турки варят его по-своему. Неплохо, но не так, как мы. Для непривычного человека вкус этого напитка кажется странным. Ты же получаешь от него удовольствие. Это видно сразу.
– Давно это было, – едва заметно усмехнулся Шатун. – Мой учитель много лет прожил на Аравийском полуострове и там полюбил ваш кофе. А потом научил любить его меня.
– Белый жил среди арабов? – растерялся купец. – Тогда про него должны знать многие. Как его звали?
– Это теперь не важно. Он давно уже умер, – ушел парень от ответа. – К тому же он ездил туда не просто так. Он совершал хадж.
– Он был правоверным? – еще больше удивился араб.
«Прости, Николаич», – вздохнул про себя Руслан, кивая.
– И ты учился у него? – не унимался купец и, получив в ответ еще один кивок, тут же задал следующий вопрос: – А сам ты никогда не хотел стать правоверным?
– Нет, – качнул Руслан головой. – Родители дали мне веру предков, и менять ее, значит, предать их память. К тому же и правоверные, и православные, всегда были людьми книги. Просто каждый из нас верит по-своему. Так зачем суетиться и что-то менять, если Всевышний един, а имен у него множество?
– Теперь я верю, что тебя учил правоверный, – неожиданно кивнул купец. – Только тот, кто совершил хадж и лично читал великую книгу, может произнести такие слова, а главное, понять их смысл.
«Эк тебя раскорячило», – проворчал про себя Шатун.
– Прикажи привести сюда человека, который покажет мне османов, – попросил он, глотнув еще кофе.
– Не спеши, – отмахнулся араб. – Они не собираются уходить. Товара у них много. И если они станут торопиться, это всем покажется странным.
– Я не спешу. Я хочу передать твоего человека своим людям, и пока мы наслаждаемся кофе, мои люди начнут присматривать за турками. Сам я слишком заметен, чтобы идти туда.
– Да уж, – хмыкнул араб, окинув могучую фигуру парня быстрым взглядом. Снова хлопнув в ладоши, он что-то быстро приказал вошедшему слуге, и вскоре тот вернулся в сопровождении крепкого, подтянутого мужчины лет тридцати.
– Он говорит по-русски? – первым делом уточнил Шатун.
– Очень плохо, – отмахнулся купец.
– Жаль, но все лучше, чем ничего, – проворчал Руслан, поднимаясь.
Выведя мужика на улицу, он жестом подозвал к себе одного из казаков и, быстро объяснив ему ситуацию, приказал осторожно взять турок под плотный контроль. Убедившись, что казаки поняли его правильно, Руслан вернулся в шатер и, усевшись на свое место, задумчиво посмотрел на купца.
– Ты хочешь меня о чем-то спросить? – произнес купец, продолжая перебирать четки.
– Мне стало интересно, почему ты решил отдать турок мне. Ведь вы с ними единоверцы, – ответил Шатун и, достав из сумки четки, которые когда-то купил у горца, начинал перебирать их в пальцах.
Парень намеренно зеркалил своего собеседника, заставляя его раскрыться. Араб, увидев в руке парня столь необычный для православного предмет, на минуту растерялся, позволив удивлению прорваться сквозь маску полнейшего спокойствия. Потом, взяв себя в руки, араб едва заметно качнул головой и, усмехнувшись,