– Князь, смею я надеяться, что случись нечто подобное с семьёй кого-то из моих офицеров, мы сможем обратиться за помощью к вам или к кому-то из вашей службы?
– Простите, что именно случиться? – не понял Руслан.
– Ну, если горцы похитят у кого-то семью, то…
– Ох, прошу меня простить, ваше высокопревосходительство, – сообразив, о чём именно речь, спохватился Шатун. – Безусловно, я и мои люди сделаем всё, чтобы помочь. Но вся беда в том, что в этот раз были не горцы.
– А кто? – растерялся полковник.
– Османы, вырядившиеся под горцев. Они давно уже промышляют подобным. И все недавние нападения были совершены именно османами.
– Князь, вы уверены? – растерянно протянул окончательно сбитый с толку офицер.
– Абсолютно. Прошу меня извинить, но сейчас я не могу вам рассказать всего. Давайте поступим так. Завтра я испрошу разрешения у майора, а после расскажу вам всё, на что получу разрешение, – заверил его Руслан. – А сейчас прошу в ресторан. Помянем господина полковника, царствие ему небесное. Настоящий был офицер. Боевой, – закончил он, перекрестившись.
– Всенепременнейше, князь, – поспешил согласиться полковник.
Как оказалось, в местном гарнизоне многие офицеры имели знакомых, когда-то служивших с Вяземским, и потому проводить полковника в последний путь пришло довольно много военных. Кавалькада колясок, карет и фаэтонов подкатила к заранее заказанному ресторану, и все собравшиеся принялись не спеша поминать убитого. Ближе к вечеру, когда гости разошлись, Руслан отвёз жену домой и, оставив на попечении служанок, снова вышел во двор.
На пустыре, в стороне от всех построек, уже были сколочены столы и принесены лавки. Женщины быстро накрывали стол, вокруг которого собирались казаки. Это были поминки по убитым ветеранам. Для похорон по мусульманскому обряду был приглашён мулла из ближайшего аула. Аслан, не имея семьи, мог рассчитывать только на помощь Руслана. Но Михаил, помня, что горец является мусульманином, а их положено хоронить в день смерти, до заката, успел всё организовать.
И вот теперь, на общих поминках, собирались все, кто имел отношение к отряду, и близкие погибших. Рязанов сразу выделил семьям единовременно по полсотни рублей от службы, а Руслан, вернувшись, выделил ещё по сотне из собственных средств. Так что нищета членам семей теперь точно не грозила. К тому же казачий круг, узнав о щедрости Шатуна, обещал взять на себя заботу об этих семьях. Их бы и так не оставили, но Руслан хотел подстраховаться.
Когда всё было готово и собравшиеся расселись по местам, старые казаки, представители казачьего круга, вдруг дружно уставились на Руслана. Не понимая, чего они от него ждут, Шатун вопросительно покосился на сидевшего рядом Михаила, но тот только отрицательно качнул головой, давая понять, что и сам не понимает, что происходит.
– Скажи слово, княже, – тихо подсказал сидевший рядом с ним хорунжий.
– Тут и постарше меня люди есть. Им начинать, – вывернулся Шатун, тут вспомнивший, что почтение к возрасту в казачьих семьях всегда было особым.
Услышав его ответ, старики быстро переглянулись и, одобрительно кивнув, едва заметно подтолкнули под бока самого старого казака. Седой, словно лунь, с серьгой в левом ухе, с расчёсанной на две стороны бородой и лихо закрученными усами, старейшина являл собой весьма колоритную личность. Поднявшись, он взял со стола наполненную чарку и, вздохнув, негромко произнёс:
– Земля вам пухом, браты. Не посрамили вы чести казацкой. Как вои ушли. В бою. Земля вам пухом.
Все сидевшие дружно поднялись и, осушив чарки, так же молча сели. Некоторое время над поляной висела тишина, нарушаемая только звуками, сопровождавшими приём пищи. Следующий тост произнёс кто-то из старых сослуживцев убитых. Постепенно гости расслабились, и поминки потекли своим чередом. Казаки, не знавшие порядков в отряде, с интересом поглядывали на двух офицеров, ожидая, что они или откажутся пить на равных с простыми казаками, или примутся воротить нос от поданных закусок.
Но все эти ожидания очень быстро рассеялись, когда Руслан, в свою очередь, поднявшись, поблагодарил погибших за верную службу и обещал оказывать всяческую помощь их семьям. За ним то же самое проделал и граф Рязанов. Ничего удивительно тут не было. Его дом и подворье так же были под охраной казачьих ветеранов, а жене подходил срок рожать. Уже начало темнеть, когда к столу, в сопровождении вооружённых охранников, подошли Катерина и Лизавета.
Увидев жён, офицеры тут же принялись суетиться, усаживая их рядом с собой, но Катерина, бледно улыбнувшись, вдруг сделала кому-то в стороне знак и тихо попросила:
– Спой, Руслан. Папеньке нравилось, когда ты поёшь.
– И правда спой, княже, – неожиданно поддержал её хорунжий.
Выскочивший из-за кустов Мишка протянул парню гитару. Удивлённо хмыкнув, Руслан взял инструмент и, пробежав пальцами по струнам, чуть подкрутил пару колков.
– Выпей, княже, – быстро наполнив чарку, предложил Роман. – Сегодня можно.
Кивнув, Руслан лихо опрокинул чарку и, занюхав её рукавом, сделал перебор. Репертуар его не изменился, так что песни из будущего, написанные о казачьей службе и воле, многие уже слышали. После каждой песни ему подливали водки, и парень даже не пытался отказаться. Сейчас ему и вправду хотелось напиться. До зелёных чертей. В дрова. Но когда зазвучали слова баллады «Иду на вы», песню подхватил весь отряд.
Чеканный ритм её отбивался крепкими кулаками по столам, а на втором куплете пара молодых казаков обнажили клинки и с шашками наголо выскочили на освещённый факелами пятачок. К огромному удивлению самого Руслана, эта баллада и вправду стала чем-то вроде гимна отряда, а подобные пляски ритуалом. Старики, глядя на всё это, только удивлённо головами качали, оглаживая бороды и пристукивая кулаками в ритм.
Наконец, сбив пальцы и слегка охрипнув, Руслан отложил гитару и, глотнув квасу прямо из жбана, предложил, повернувшись к жене:
– Пойдём, милая, отдыхать. Холодает. Не нужно тебе тут мёрзнуть.
– Не хочу, – насупившись, упрямо мотнула Катерина головой. – Там всё о папеньке напоминает. Что теперь будет, Руслан? Как маменьке одной быть?
– Ну, она может хозяйство на управляющего оставить и к нам переехать. А может, вообще продать всё и уехать к нам. Это уж ей решать. В любом случае место в доме ей всегда найдётся.
От разговора о будущем их отвлекли подошедшие старики. В руках самого старшего была небольшая глиняная тарелка, на которой стояла чарка водки и лежал кусок ржаного хлеба, круто посыпанный солью. Подойдя к князю, троица сняла папахи. Казаки, увидев это, дружно поднялись, и над поляной повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием факелов. Поднялся и Руслан, ещё не понимая, что происходит. Старейшина, державший тарелку, склонил голову и, протянув её парню, произнёс:
– Прими, княже. От сердца нашего. За слово доброе да за песни