— По телевизору говорят, что его зовут Кризис, и он то приходит, то уходит. Прямо как наш Бабайка, и взрослые им друг друга пугают, вот мы и подумали что…
— Нет, солнышко, это не так. Кризис — это придумка тех, кому лень работать. А у нас с вами вон какой большой огород, и участок за деревней — нам никакой кризис не страшен. Спите спокойно и не бойтесь никакого Бабайку. Если он придёт, то я его лопатой по хребтине перетяну, чтобы не лазил к хорошим детям, — папа подмигнул на прощание и скрылся за пологом.
Дети послушали, как он затушил сигарету и поднялся в дом. Удмурт сонно тявкнул. Снова наступила тишина, даже листья яблони перестали шептаться между собой.
— Петька, а вдруг Бабайка вылезет из нашего шкафа и увидит, что нас нет? Вдруг он тогда утащит моего Серёжку? — Маша вдруг села на одеяле.
Как там медвежонок без неё? Он впервые ночевал один в полной темноте.
Тонко зазвенел комариный писк. На стене заплясала огромная, страшная тень от насекомого, которое очень близко подлетело к свечке. Петька хлопнул ладошами, стараясь поймать назойливое создание, и от этого хлопка погас единственный источник света. Маша тихо ойкнула и нырнула под одеяло.
На парусиновой ткани зашевелились тени веток яблони. Они, словно костлявые руки мертвецов, переплелись в свете луны и потянулись к палатке. Рядом снова прокричала ворона. Сразу стало неуютно, холодно и очень страшно.
Петька пытался найти спички, чтобы зажечь свечу, но, как назло, проклятый коробок куда-то запропастился. Петька долго шарил по палатке, шептал про себя детские ругательства. Маша боялась отпустить одеяло, уставившись на костлявые руки, чьи тени скользили по парусиновой крыше. Вот-вот они пролезут под полог палатки и тогда…
— Маш, я по-пойду домой, за спичками, — прошептал Петька и дёрнулся к выходу.
— Петь, я боюсь, — Маша схватила за руку, вцепилась, как хватается за соломинку утопающий. — Вдруг тебя поймает Бабайка?
— Не бойся, его нет в комнате, — тихо ответил Петька и аккуратно освободил руку. — Я специально подставил стул под шкаф, у родителей он не вылезет, так что ему остаётся только один выход — в наш «Шкав».
— Петька, я всё равно боюсь, — прошептала Маша. — Можно я с тобой?
— Не говори глупостей, я до крыльца и обратно, у папы там зажигалка лежит, — Петька подполз к выходу и застыл. — Тихо, Маша, слушай.
Маша зажала себе рот ручонками, даже в тусклом свете полной луны было видно, как у неё увеличились глаза. Она услышала…
Щорх… Щорх… Щорх…
В тридцати-сорока метрах от них кто-то копался в земле, словно большой крот. Однако этот крот был величиной с хорошего телёнка. Петька ощутил, как на шее зашевелились лёгкие волоски и вспотели ладошки.
Точно так же он себя чувствовал в ту ночь, когда проснулся из-за ощущения прикосновения холодной липкой ладони к ноге. А когда открыл глаза, то на него уставились два буркала чернее гудрона. Мальчик тогда спугнул чудовище…
Петька дико закричал и забил ногами, чувствуя, как по ляжкам стекает тёплая жидкость. Подоспевшие родители еле успокоили сына, бьющегося в истерике, но чудовища в комнате не оказалось. Лишь смешивался с запахом мочи аромат свежей земли и кислая вонь подгнивших яблок. Ещё блестела заплаканными глазками испуганная сестрёнка, которая изо всех своих маленьких сил прижимала к груди плюшевого мишку.
— Маш, Бабайка вылез в другом месте и ко-копается на огороде. Я сейчас подползу сзади и шугану его в сторону ямы, а ты держи наготове секретное оружие. Го-готова? — заговорщицки прошептал Петька и посмотрел на девочку.
— Нет, Петь, я очень боюсь, — прошептала Маша и ещё раз вцепилась в руку брата. — Давай позовём родителей, и они его напугают.
— Мы до-должны это сами сделать, иначе так и будем бояться его всегда. Нужно переступить через свой страх, — дрожащим голосом ответил Петька. — Всё, я пошёл. Пусти, Маш.
В лучших традициях ниндзя Петька выполз из палатки и направился в обход тёмной фигуры. Маша нащупала верёвку, испуганные глазёнки следили за двигающимся братом. Серебристая луна освещала широкое поле огорода и крупную тёмную фигуру возле соседского забора. Почти невидимый в чёрном трико и чёрной водолазке Петька вскоре скрылся в буйных кустах смородины, только лёгкое покачивание верхушек показывало его передвижение.
Щорх…Щорх…Щорх…
Фигура также методично копалась в земле. Петька поднялся за её спиной, как призрак мщения.
— А-А-А!!! — раздался крик Петьки.
В свете луны блеснуло лезвие ножа.
— А-А-А!!! — грубее и громче закричала фигура, отскочила от мальчишки и опрометью кинулась в сторону «Шкава».
По грядкам с тюльпанами, высаженными на продажу, бежал нескладный человек в тёмном плаще и расхлябанных сапогах, он высоко подкидывал ноги, чтобы перепрыгивать закрытые бутоны. Около стоящего «Шкава» замаскированная земля с треском провалилась, и человек ухнул в яму.
Тут-то и наступила Машина очередь использовать секретное оружие. Так как папа не разрешил втыкать в яму колья, то было решено взять на охоту норовистого козла Пантелеймона — если не получится снизу, то колья-рога упадут сверху. Его-то сейчас и тащила на верёвке Маша.
Полусонный козёл не понимал — куда его тащат, зачем? и послушно переступал мосластыми ногами. На краю западни он остановился и упёрся копытами, не желая прыгать и бодать Бабайку. Хрипло гавкал и рвался с привязи Удмурт. Пёс пытался вырвать цепь и прыгнуть в яму. Присоединиться к общему веселью…
В яме раздавался мужской голос — Бабайка приглушённо матерился. Маша ещё раз попыталась подтянуть козла к яме, когда подбежавший сзади Петька пнул грязный козлиный зад. Внушительное животное рухнуло вниз, Маша едва успела выпустить верёвку из рук. Удмурт надрывался и рвался с привязи, тоже желая принять участие в общем веселье.
— А-А-А!!! Чёрт! Чёрт! Помогите! — донеслось из ямы.
— Что тут у вас? — на крыльцо выскочил взъерошенный отец, в руках он держал переломленное пополам ружьё и судорожно заряжал патроны.
— Да так, Бабайку поймали, — авторитетно ответил Петька. — Теперь нужно за участковым сходить, чтобы в тюрьму его проводили.
До полного сходства с шерифом Дикого Запада Петьке не хватало сигары в углу рта. И ещё чтобы так залихватски прикурить, щёлкнув крышкой зажигалки.
— Петька, — ахнула Маша, — а ты заикаться перестал.
— А ведь и правда, Петя! — следом за отцом выскочила мама. — Ой, радость-то какая.
— Ивановы, выпустите меня,