Зелье для допроса мертвяка у меня ещё с Гришки Карамышева немного осталось. Не всё извёл на молодого поганца, чуточку осталось. Если покойник представился недавно, то должно хватить.
Чопля хотела было ответить, но сдержалась. Недаром ей в дороге объяснили, что собачиться с господином можно с глазу на глаз, а при людях не сметь. Иначе авторитет хозяйский порушится, а от этого и самой Чопле придётся несладко.
— Чего вы удумали, барин? — спросил с опаской староста.
— Сергея осмотреть, может, узнаю — как было дело. В фильмах видел, что виновный при трупе всегда нервничает. Глядишь, и признается в чём непотребном. Что-то мне кажется, что дело тут нечисто, — ответил я честно. — В детектива сыграть хочу, уважите барина?
— А ты с чего взял, барин, что я виновен? — тут же набычился Михаил. — Или на меня напраслину хочешь навести? Так я не посмотрю…
— Мишка, а ну, остынь! — прикрикнул на него староста. — Если в острог не хочешь загреметь, то позволь барину делать то, что он хочет.
Ну что же, староста был на моей стороне, а это уже что-то. Мои девки пока притихли. Они ждали, что произойдёт дальше. В это время на машине подтянулись и Боротор с сыном. Глядя на то, как за моей спиной встают две мощные машины для начистки морды, Михаил чуть посбавил пыл.
— Мишаня, это молодой барин развлекаться изволит, — погладила мужика по руке чернобровая красавица. — Видишь, хочет дело раскрыть, а дела-то и нет никакого. Всё по покону, всё по справедливости…
— Тогда тем более вам нечего опасаться, — хмыкнул я и повернулся к багажнику. — Ну, чего там?
Чопля с минуту рылась в багажнике, пока на помощь ей не пришла Марина. Вместе они выудили нужный пузырёк. В это время Любава в изнеможении опустилась на дорогу. Её покрытые пыльной коростой колени показывали, что падала она уже не раз. Села голыми ягодицами на осколки кирпичей, которыми засыпали проём лужи, но даже не ойкнула.
— Ну что же, показывайте, где лежит безвременно усопший, — сказал я старосте, а сам кивнул на севшую Любаву. — Тисвиса, займись ею.
— Сделаю, Эдгарт Николаевич, — кивнула гоблинша и обратилась к Боротору. — Захвати с заднего сиденья куртку, накрыть бедолагу нужно.
Тот молча кивнул в ответ и без слов вытащил куртку из нашей машины. Протянул гоблинше. Та накрыла Любаву, вытащила из-за пояса небольшой кинжал и резво обрезала верёвку на кистях.
— Это чаво? Это с какого? — завопил Михаил. — Это моя жена! Это я должон её наказывать! Другим лезть неча! Мужики, да вы чаво? Покон же рушат, а вы бороды средь зубов зажали!
— Не вопи, Мишка, — сказал староста. — Раз так боярин велел, знать, так нужно. Если ничего не разузнается, то опять запряжёшь свою супружницу. Правда же, Эдгарт Николаевич?
— Правда. Вот посмотрим на мертвеца, и если ничего не разузнаю, то преграды чинить вам не буду.
Пришлось согласиться. Можно было воспротивиться, сказать, что я начальник и всё такое… но начинать знакомство с деревней наплевательским отношениям к традициям не стоило. Если уж традиции переводить в человеческое русло, то лучше делать это постепенно, а не рубить сплеча.
Староста показал дом, ничем не выделяющийся на вид. Такой был у многих в деревне, справный, с неплохим забором и недавно покрашенными наличниками на окнах. В дом, кроме меня, пошли староста, Михаил, Боротор и ещё один мужчина из деревенских.
Такой толпой мы заполнили горницу, где на кровати лежал избитый до синевы человек. Он был накрыт белой простыней, сквозь которую проступали местами темно-алые пятна. Возле кровати сидела на табуретке сгорбленная женщина, которая мелко тряслась и всхлипывала. Из-под цветастого платка выбивались серебристые пряди, которые тоже мелко подрагивали в такт всхлипываниям.
— Теть Матрон, тут до Серёги дело есть, — негромко сказал староста. — Ты бы принесла пока водицы, а то пить сильно хочется…
— А? Бурый? Ты? И этот… — в фокус покрасневших глаз попал Мишка. — Сволочь, как же у тебя ноги не отсохли на этот порог наступать? Как же у тебя…
— Теть Матрон, принеси водицы! — скомандовал староста. — Сколько тебя ещё упрашивать?
— Будь ты проклят, бобыня обрыдлый! — скрипнула женщина, но поднялась и вышла. — Чтобы тебе ни на этом, ни на том свете покоя не было…
— Вот, этот тот самый, кто на мою Любаву позарился, — хмуро буркнул Мишка, показывая на лежащего человека. — Небось, теперь на том свете чертям свои сказки рассказывает.
Он хорохорился, но по его глазам было видно, что не верил он мне. Не верил в то, что человека можно на короткий срок к жизни вернуть. Думал, что я его на понт беру…
— Мишка! — оборвал его староста, а потом повернулся ко мне. — Чего вы делать хотели, Эдгарт Николаевич?
— А вот что, — ответил я, открыл пузырёк и быстро вылил содержимое в разбитые губы лежащего.
Мужчины подались вперёд, чтобы увидеть, что будет происходить, а я, наоборот, подался назад. Когда мертвец оживает, то он не всегда помнит, что нужно делать вдох и выдох легкими, порой воздух проникает и выходит через другое отверстие в теле.
Так случилось и на этот раз. Резкий хлопок заставил тело Сергея дёрнуться, а появившийся запах вынудил мужчин отшатнуться. Лежащий дёрнулся ещё раз, а потом открыл глаза.
— Свят-свят-свят! — тут же перекрестился староста.
— Зачем… меня… призвали… — спросил Сергей, с трудом выговаривая слова.
— Да он же точно был трупом! Уж не некромант ли наш барин? — повернулся ко мне Мишка и выхватил из-за пояса нож.
Я ловко заломил волосатую руку, надавил на кисть снизу, услышал хруст, потом вой, а затем и стук воткнувшегося в половицу ножа.
Ха, пошёл на ведьмака с простым ножиком… Да со мной и мечом не всегда справиться можно, а уж простым-то ножом…
— Держите его покуда, — сказал я Боротору и старосте, а сам шагнул к телу усопшего. — Сергей, у нас мало времени. Расскажи, почему Мишка убил тебя?
— Мишка-то? Не знаю, парень, — ответил Сергей, переведя взгляд на меня. — Попросил вчера жену свою, Любаву, в Тамбов к врачу отвезти, а потом с проводкой дома помочь. Я отвёз, привёз, сел его ждать. Любава чай поставила за то, что