— Я дам вам парабеллум, — прокручивалась в голове Николая знаменитая фраза Остапа Бендера. Смех не давал ему испугаться. Казалось полным бредом, что в подъезде прячется озверелая банда киллеров, готовая разорвать их на куски. И действительно, никто их не ждал. На квартире, к удивлению Николая, ему действительно вручили газовый револьверчик. Оружие оттягивало его карман, наполняя сердце холодком. Но спасительная фраза «Я дам вам парабеллум» не давала впасть в полный маразм. Она делала ситуацию анекдотичной. А смешное не бывает страшным. Самое удивительное, что напуганный пассажир действительно вскоре исчез из города. Николай через знакомых узнал, что предприятие, где раньше работал директором его ночной спутник, закрылось после его пропажи. Но на «аллее героев» не прибавилось памятника со знакомыми Николаю чертами. А через три с половиной года, уже в 2000-м году, Николай случайно встретил на улице мужчину, который показался ему до боли знакомым. Только вечером дома, взглянув на корешок бессмертного творения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», Николай вспомнил парабеллум и узнал прохожего. Он был жив-здоров и даже не ранен. Возможно, что за это время переселился на Жаровиху и перестал быть опасным знакомый ему бандит.
Николай сидел за письменным столом, куда его неотвратимо влекло последнее время. Воспоминания и размышления, которым он любил предаваться, отвлекали его от девственно чистого листа бумаги. Он глубоко, всем сердцем понимал, что это неправильно, что на бумаге должны красоваться его бессмертные строки, и надо сосредоточиться и написать хоть одну.
Иисус, напрягающий последние силы в борьбе за внимание Николая, смог, наконец, перевести дух. Осталось еще вложить в эту упрямую голову сюжет первого романа, и Божественные откровения достигнут мира людей.
Сатана бессильно опустил руки. Пятнадцать лет он продолжал эту затянувшуюся битву. До сих пор она шла под его диктовку. Десяток жалких стишков вместо томов Божественных откровений — такой результат вдохновлял. Но теперь, кажется, не осталось в его арсенале больше средств, способных воздействовать на этого слабого человечка.
Николай сидел за письменным столом, обдумывая сюжет будущего романа. Героиней его должна была стать простая деревенская девушка, современная Жанна Д’Арк, мечтающая принести в разлагающий души город чистоту и искренность веры. Своей верой, как мечом, она будет расчищать себе дорогу среди городской скверны. План романа определился, действующие лица тоже. Можно было начинать. Николай пододвинул лист бумаги, взял ручку, на мгновение задумался и начал писать. Он решил начать со сцены приезда Татьяны — так он назвал героиню — в город.
«Одинокая вся в черном девушка со старым рюкзаком стояла на обочине шоссе Псков-Гдов. Мимо пролетали автомашины, обдавая девушку клубами дыма. Люди спешили по своим греховным делам, и никому из них не было дела до праведницы, глотающей пыль под жарким июльским небом. Наконец, большая иностранная машина с огромным фургоном остановилась возле голосующей. Водитель лет 35-ти открыл дверцу и пригласил к себе молодую спутницу. Не ведающая сомнений праведница забралась в кабину и поблагодарила добрых людей за помощь. Машина тронулась. За рулем сидел второй водитель — лысоватый невзрачный мужчина лет пятидесяти. Он что-то недовольно буркнул в ответ на приветствие пассажирки. Проехав немного, познакомились: его звали Станислав, а молодого водителя — Федор. Девушка назвалась Татьяной. Федор оказался разбитным парнем, не гнушающимся дорожных интрижек».
Сатана усиленно распалял воображение Николая. В его памяти произвольно всплывали десятки и сотни эротических сцен. Обнаженные женщины и девушки разной комплекции и возраста принимали самые причудливые позы, вытягивали губы в немом поцелуе, тянули зовущие руки.
«Девушка казалась безобидной и вполне чистой. Федор по-хозяйски положил руку ей на колено и начал задирать длинную юбку. Татьяна молчала. Через пять минут похотливые руки Федора жадно обнимали хрупкую девушку, дотягиваясь до скрытых застежек лифчика, забираясь в трусы. Мокрые губы целовали шею, ухо. Сидеть было неудобно. Федор все сильнее наваливался на нее, тяжело дышал. Татьяна, закрыв глаза, в страхе истово молилась Господу. Она не знала, может ли оттолкнуть насильника или должна подставить другую щеку для удара. Молитвой пыталась она разжалобить небеса и получить срочный ответ.
Федор, видя, что девушка не сопротивляется, поднял ее на руках и закинул на заднее спальное место. Сам, не мешкая, залез следом. Там за шторкой атаки его стали неистовыми. Татьяна, разгоряченная его ласками, тихо постанывала в перерывах между молитвами. Стоны ее учащались, молитвы становились короче. Она была уже совсем голой, коленями жарко обхватывая ногу Федора. Распалясь до последней крайности, Федор попытался раздеться сам, неуклюже повернулся в объятиях Татьяны. Его плоть, дугой выгибающая штаны, скользнула при этом взад-вперед по голой ноге девушки и вдруг… беспокойное семя потоком хлынуло в трусы».
Иисус тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб. Каких усилий стоило ему прорваться через баррикады эротических видений в мозгу Николая и внушить правильное завершение сцены. Теперь он сможет описать правдиво дальнейшую историю Татьяны и донести до людей Божественные мысли.
Николай еще много раз чувствовал позывы к творчеству. Но не успевал он поднять ручку над листом бумаги, как рой эротических видений уносил его мысли вдаль от Божественного промысла. В его видениях Татьяну насиловали на заднем дворе задрипанного бара, в лифте гостиницы, в рабочем общежитии, на работе, куда она, наконец, устраивалась. В церкви во время исповеди молодой священник, распаленный ее рассказами, склонял ее к греху. Не было на земле места, где бы не нашлось кобеля на его героиню. Николай после долгих мучений забросил тему и не пытался больше записывать этот бесконечный бредовый порнофильм.
Обязанности службы заставляли его довольно часто ездить на Бакарицу. Поездки эти будили воспоминания, наталкивали на размышления. Грузовой район Бакарица, как и поселок с этим названием, находились на левом берегу широкой в этом месте Северной Двины. В восьмидесятые годы, когда Николай начал здесь работать, весь левый берег от Пирсов до Затона и Исакогорки был плотно занят десятками различных предприятий и баз. Это была рабочая окраина. Отсюда СССР начинал наступление на Заполярье в тридцатые годы. Архангельск так и назывался тогда: ворота в Арктику. Десятки пароходов и барж стояли по всей длине левого берега, представляющего собой один бесконечный