Это только у женщин каждая любовь навсегда занимает маленькую комнатку в сердце. Пусть даже запертую, задвинутую шкафом и поклеенными поверх обоями. Она там есть. Никуда не девается.
Тимур сейчас влюблен, и я вижу, как это чувство распирает его изнутри, как затапливает его глаза — и не могу не ответить. Я испытываю к нему сейчас такую нежность, что хочется плакать.
Я касаюсь губами его груди, прислоняюсь щекой.
Глажу плечи ладонями.
Тянусь к губам, но не достаю и вместо этого прикусываю кожу там, где челюсть образует острый угол.
Он балансирует надо мной, держась на напряженных руках. Но ничего не делает, только прикрывает глаза, когда я целую его плечи, его руки, кладу ладони на твердый живот.
И обхватив за пояс ногами, опрокидываю на спину и сажусь сверху.
Он легко подчиняется и лежит подо мной с закрытыми глазами. Только вздрагивает кадык, когда он сглатывает, и часто вздымается от резкого дыхания грудь.
Мне нравится медленно вести ладонями по его груди, ощущая это дыхание, по животу, такому твердому и уязвимому, оглаживать сильные руки, склоняться, обнимая ладонями лицо.
Тимур тянется, хочет обнять, задрать платье, но я убираю его руки.
Он вырывается и повторяет попытку, но я цокаю языком и закидываю руки ему за голову.
Смиряется. Терпит.
Лежит, покорный мне.
Сползаю ниже, лижу кожу на животе. Под ней твердые упругие пластины мышц, в которые не вонзить зубы, если не хочешь их сломать, поэтому прикусить получается только кожу.
Тимур тяжело дышит, мышцы напряжены.
— Агата… — начинает он.
— Тш-ш-ш-ш-ш…
Это мой ответ на его признание.
Словами я не могу выразить все, что к нему чувствую.
Нет таких слов, человеки не придумали определений для тех пронзительных эмоций, что раскрываются сейчас внутри меня, словно огромный цветок. Я могу только показать.
Ложусь сверху, сплетаю свои пальцы с его пальцами, тянусь, оставляя поцелуи на костяшках. На тыльной стороне его правой руки — два больших шрама. Их я тоже целую, чувствуя гладкость под языком.
Выпрямляюсь, передвигаюсь чуть ниже.
Развязываю пояс для смокинга, расстегиваю его брюки.
Мне приходится приподняться, чтобы Тимур мог избавиться от них.
Но он послушно ложится обратно, когда я толкаю его ладонью в грудь.
Расстегиваю молнию сбоку платья и, извиваясь, вылезаю из него.
Стягиваю с себя трусики.
Все это лишнее. Я хочу чувствовать его всей кожей.
Тимур вздрагивает и со свистом втягивает воздух сквозь зубы, когда я прислоняюсь к нему всем телом, обвиваю, словно лоза.
Но намеренно не смотрю туда, куда тянет сильнее всего.
Лежу рядом, трусь щекой о щетину на его острой челюсти. Целую висок.
Не открывая глаз, Тимур берет мою руку и целует пальчики по одному, обнимая их губами. Щекотно и нежно, пронзительно и трепетно — идеальным отражением раскрытого цветка у меня внутри.
31. Я тоже
Соскальзываю по сильному, твердому, мускулистому телу вниз, обнимаю ладонью член Тимура.
Мне нравится его гладкость и шелковая кожа, нравится отзывающаяся звоном упругая твердость, нравится глянцевая головка и сильный мощный ствол с проступающими венами.
Касаюсь кончиком языка одной из них, прижимаю, чувствуя пульсацию в ответ — отпускаю.
Тимур хрипло, надсадно, словно против своей воли стонет.
Бархат в его голосе царапается колючками — он слишком жесткий для проступающей во мне нежности. Пробирает до нутра, продирает шершаво.
Царапает, раздражает, теребит…
Но так нравится.
Делаю так языком еще раз, чтобы вновь услышать будоражащий стон.
Все мое тело откликается на хриплые нотки в его голосе, резонирует с ними.
Провожу языком от самого корня, погружаясь лицом в жесткие колечки черных кудрей — до верха и обхватываю головку горячим ртом.
Из горла Тимура вырывается хрип:
— Аг-х-х-х-х-х-х-ата…
Его пальцы в моих волосах, сжимают пряди — чуть-чуть больно.
Я не могу двинуться дальше, он и так заполняет мой рот целиком, но ничего делать и не надо — даже это заставляет Тимура выгнуться на кровати, словно одержимому бесами.
Смачиваю слюной, двигаю головой — как могу, как получается.
Под моими губами мощный ствол начинает пульсировать.
Не ожидала, что это случится так быстро!
Но мне хочется попробовать его на вкус, поэтому я выпускаю его изо рта, высовываю язык и ловлю теплые терпкие капли.
Взбитые сливки с солью и легким привкусом фруктов.
Вкусный…
— Тимур-мур-мур-мур… — придвигаюсь, шепчу на ухо, пока он хрипло и часто дышит, невидящими глазами глядя в потолок.
Поворачивает ко мне голову, словно во сне, обнимает лицо ладонями. Сердце его бьется так громко, что я слышу его, не прислоняя ухо.
— Ты оху…
Кладу пальцы ему на губы.
— Кто-то питался исключительно ананасами все это время? В ожидании меня?
Тимур хрипло смеется, будто бы через силу.
Мне нравится тереться об него, оставляя свой запах на коже, пока он беспомощный и обессиленный. Но его руки уже начинают наглеть, как бы невзначай ложась на самую мягкую часть моей попы и стискивая ее, словно сквиш для снятия стресса.
Снова останавливаю их поползновения и получаю в ответ недовольный рык:
— Думаешь, получила власть надо мной?!
— Разве нет? — дразню его со смехом, перекатываясь через мускулистую грудь на другую сторону кровати. — Тимур-мур-мур…
Трогаю пальчиком его щетину, лижу напрягшуюся жилу на шее, трусь грудью о плечо.
Он следит за мной своим темным проницательным взглядом.
Так серьезно, так нежно.
Хочется смеяться от непонятного ощущения счастья.
Странно — но вот так.
— Получила, — соглашается он. — Но пользуешься ею слишком жестоко!
— Чего ты хочешь?
Он приподнимается на локте и окидывает меня предвкушающим взглядом, как мальчишка в магазине сладостей, которому в честь дня рождения разрешили выбирать все, что понравится.
Примеряется к каждой части тела — и я вижу в его глазах, что он мог бы сделать со мной. И обязательно сделает.
— Только без рук! — предупреждаю я. — Любое желание, но выполняю я!
Его член все еще обмякший, хотя уже чуть-чуть налился кровью, поэтому я ничем особенно не рискую.
— Хочу твой сосок.
Я приподнимаюсь, переползаю на него сверху и наклоняюсь так, чтобы моя грудь оказалась напротив его губ. Он делает молниеносное движение головой и хватает ртом сосок. Оттягивает его и прикусывает, да так, что все тело пронзает острейшее ощущение боли на грани с удовольствием.
И где-то между ног кое-что твердое уже рвется внутрь меня.
— Ого! — я смотрю вниз. — Уже?!
— Или ты сделаешь это сама… — начинает