— Каких шлюх? — не поняла я.
— Ну, эскортниц этих… — он снова сморщил нос. — Почему-то был уверен, что в круизы они не ездят.
— Ксюша не шлюха! — возмутилась я, наконец поняв, о чем он.
— Что за Ксюша? — опять не понял Тимур.
— Которая тебя лапала, пока ты в рулетку играл!
— Блондиночка в зеленом? — уточнил он.
— Да!
— Две тысячи за ночь, — спокойно ответил он, скрещивая руки на груди.
— Евро? — зачем-то переспросила я.
— Ну не рублей же.
— Она сама тебе сказала?
— Конечно.
— Серьезно?!
— Абсолютно…
Я сидела и смотрела на Тимура, никак не в состоянии понять, шутит он, прикалывается или обманывает.
Если ему поверить, то Ксюша…
Ну нет!
Он медленно стянул с себя смокинг, достал из кармана брюк запонки, высыпал их на стол. Я скинула туфли на пол и забралась на кровать с ногами. Подтянула к себе одеяло, поймав быстрый взгляд на мои обнажившиеся бедра.
— Спасибо, что в этот раз ты гуляла в трусах, — усмехнулся Тимур.
— Не за что, — рассеянно отозвалась я. — Нет, серьезно? Ксюша — проститутка?!
— Да.
— И что, ты ее — того? Купил?
Тимур бросил на меня очень долгий укоряющий взгляд, который я встретила стоически.
Тяжело вздохнул, присел на край кровати спиной ко мне и, обернувшись через плечо, спросил:
— Повтори, какие там у меня глаза?
— Зеленые! — откликнулась я и переползла поближе к нему. — Я думала карие, даже черные. Но они просто очень темные. А на просвет у тебя там как будто заросший мхом лес, болото с зеленой ряской и древние ели. Колдовские!
— Колдовские… — задумчиво повторил Тимур. — Дожили.
— А как ты без рубашки оказался? — спросила я уже почти без претензий.
— На меня коктейль пролили.
— Ксюша?
— Официант.
— И ты сразу там, в казино, разделся?
— Надо было сидеть в мокрой рубашке и благоухать персиком?
Я хихикнула, представив мрачного Тимура, благоухающего персиком.
Подобралась еще поближе.
Прислонилась щекой к его спине.
Он тут же развернулся, опрокинул меня на покрывало и накрыл своим телом.
Лицом к лицу — долго рассматривал, словно в первый раз.
Провел кончиками пальцев по щеке.
Убрал прядь волос. Погладил шею.
Не прекращая смотреть так…
Так…
Словно любуется и не может остановиться.
— Что? — спросила я шепотом. — Что ты делаешь?
— А у тебя какие оправдания? — спросил он. — Тому, что ты в таком виде?
— Никаких, — честно призналась я.
— Совсем? — он поднял брови и чуть отклонился, всматриваясь в мое лицо.
— Ага. Сначала обиделась, что ты меня бросил. Пошла в казино развеяться, увидела, что ты с Ксюшей. Разозлилась и решила пойти напиться с матросами тебе назло!
— Сильна… — с насмешливым уважением проговорил Тимур.
— Тебе Максим не рассказывал еще обо мне?
— Надо ему зарплату поднять, — словно решив это только что, сказал он. — Чтобы хватило на квалифицированную психотерапевтическую помощь после тебя.
— И себе тоже поднять?
— А мне-то зачем?
— Ну. После меня…
Тимур замер на мгновение, глядя мне в глаза.
Но потом склонился, провел губами по открытым ключицам, по шее, поцеловал в уголок губ. Спустился снова — к груди, вздымающейся от моего частого дыхания. Проскользил по краю, где моя кожа встречалась с атласом платья.
Я попыталась его оттолкнуть, но он тихонько рыкнул и сгреб мои запястья. Завел за голову и сжал в одной ладони, не позволяя сопротивляться. Грудь от этого приподнялась еще выше, и он вернулся к ней, на этот раз проведя влажную дорожку кончиком языка. Нырнул им под край платья, достав до чувствительного соска.
Двинулся вверх, возвращаясь к лицу.
Прикусил мочку и проговорил шепотом, чуть царапая своим бархатным шепотом мой слух:
— Надеюсь, что никакого «после тебя» не будет…
— Что это значит? — не поняла я.
Он не ответил.
Молчал, крепко сжимал одной рукой мои запястья.
Нежно касался пальцами кожи на груди, рисуя на ней абстрактные узоры.
Снова молчал, очерчивая те места на шее и груди, где могло бы лежать ожерелье.
Молчал, щекотно ведя по внутренней стороне предплечий.
И вдруг, словно решившись на что-то, позвал:
— Агата…
— М-м-м-м? — откликнулась я, разморенная невероятной нежностью ласк.
— Мне кажется, я в тебя влюблен.
30. Цветок внутри
Я вдруг оказываюсь будто в невесомости.
Ничего не слышу, руки и ноги становятся слишком легкими.
В глазах темнота и яркие вспышки.
Что-то щекочет в груди и неожиданно разливается удивленным теплом.
Смотрю на Тимура, сияющего, словно солнце в огромном безлюдном космосе и поднимаю руку, чтобы коснуться его. Проверить — он настоящий?
Приподнимаюсь и касаюсь губами его подбородка, чувствуя колючую щетину.
Настоящий.
Реальный.
Провожу ладонями по напряженным мышцам на руках.
Мне кажется, я вижу его впервые.
Я и вижу его впервые. Этими глазами. Совсем иными.
Не теми, что раньше.
Раньше я видела его как богатого и красивого мужика с личным самолетом.
А теперь он — мужчина, который признался мне в любви.
Надо понять — кто он?
Подробно рассмотреть.
Раньше он был чужим, а теперь… мой.
Очерченные темными ресницами глаза. Очень мягкий взгляд, в нем больше нет ни грамма той требовательности, с которой он смотрел на меня впервые.
Под кожей на груди горячо бьется сердце. Я веду ладонью там, где оно толкается изнутри, и оно бьется все быстрее и быстрее.
С удивлением и радостью смотрю как кончики моих пальцев касаются его кожи.
Спрашиваю, вскидывая глаза:
— Правда?
— Да.
Он отвечает коротко и больше ничего не добавляет. Словно сам ошеломлен тем, что сказал.
— Но… почему?
Он вибрирует изнутри, и я не сразу понимаю, что это смех. Трогаю пальцами его улыбку. Он целует их. Выдыхает, встряхивает головой.
Говорит:
— Потому что ты — Агата.
— Я Агата, — соглашаюсь я.
Ну и что?
— Ты морщишь нос перед тем, как засмеяться, смотришь на меня, как на розовую сахарную вату, а твоя кожа пахнет сиренью после дождя. Горькой и нежной.
Не могу удержаться — нюхаю свое плечо. Пахнет чистой кожей. И все.
Тимур снова смеется и целует это самое место.
— Потому что у меня встает от одного твоего взгляда. И я могу кончить от одного твоего стона.
— Это не ответ на «почему»! — капризно говорю я и бодаю его лбом в подбородок.
— Потому что выйдя из тебя, хочу снова оказаться внутри, а расставшись — тут же увидеть тебя вновь. Не знаю! Просто ты — Агата, и больше никто. Поэтому.
Меня все равно что-то беспокоит. Я как будто упускаю нечто важное. Но мужчинам бесполезно