На базе Небулонцев, в медицинском отсеке, экран транслировал всё. Лира зажала рот рукой, её эфирианские глаза наполнились слезами, а прозрачные волосы дрожали. Шестерня отвернулся, его металлическая рука сжалась, но он не мог заглушить звук. Дарен лежал на платформе, его тёмные глаза были прикованы к экрану, его пальцы впились в металл, а грудь вздымалась, как будто он пытался закричать, но голос умер. Они все видели, как Скверна, их последняя надежда, умирает.
Грейс посмотрела в глаза Скверны, её серо-стальные зрачки были пусты. Она наклонилась чуть ближе, её голос был тихим, почти шепотом:
— Прощай, Небулонка.
Скверна не ответила. Её алые глаза мигнули, но в них не было страха — только тень обещания, что она дала Дарену. Она знала, что не спасёт их, но дошла сюда. Этого хватило.
Грейс не ждала. Её палец нажал на спусковой крючок. Щелчок эхом разнёсся в генераторной, и выстрел оборвал всё.
Бах.
Глава 23
Мои пальцы безвольно лежат на платформе, хотя буть моя воля, скорее всего метал бы уже прогнулся от того напряжения, что пронихывает мое тело. Грудь сжимается, как в тисках, дыхание рвётся, и я хочу кричать, рваться к ней, разорвать «Кронос» голыми руками, разбить их флот, их машины, их ложь. Но я бессилен. Моя СИСТЕМА все еще востанавливается, её сигнал угас, как звезда, что рухнула в чёрную дыру. Моё тело, истерзанное боями, предаёт меня, каждая попытка двинуться отдаётся болью, что сковывает кости. Я могу только смотреть, как она умирает, как моя вина становится её смертью.
Лира стоит у платформы Рагны, её эфирианские глаза, голубые, светящиеся, как звёзды, полны слёз, что стекают по её прозрачным щекам. Её волосы, тонкие, как водопад, дрожат, будто под ветром, а руки сжимаются в кулаки так сильно, что я слышу хруст её суставов. Она смотрит на экран, её губы дрожат, и я вижу, как её душа ломается.
— Скверна… нет, пожалуйста… — Её голос ломается, хриплый, почти шёпот, но он режет меня глубже, чем плазма.
Шестерня стоит у стены, его металлическая рука сжимает панель, вмятина гудит, как далёкий взрыв. Его жёлтые глаза под капюшоном потухли, их свет гаснет, как у андроидов, которых он потерял. Он смотрит на экран, его челюсть сжата, и я вижу, как его разум борется с бессилием.
— Проклятье! Мы должны что-то сделать! — Он рычит, его голос хриплый, полный ярости, но он замирает, его рука дрожит, как будто он хочет ударить снова, но знает, что это бесполезно.
Он знает, как и все тут, что мы все тут бессильны. База трещит под ударами «Кроноса», стены гудят, как раненый зверь, красные жилы в металле мигают, как угасающее сердце. Каждый удар флота Федерации отзывается в моих костях, каждый сигнал тревоги — как нож в груди. Мы все чувствуем, как наш мир рушится, как надежда умирает вместе со Скверной.
Я смотрю на неё, её крики разрывают меня, каждый звук — как удар молота по моему сердцу. Её кровь на полу — это моя вина, моя слабость, моя неспособность защитить её. Я вспоминаю её слова перед уходом, её грустную улыбку, её твёрдый взгляд, когда она надевала шлем.
«Я спасу всех. И тебя тоже», — Она сказала это тихо, но её голос был как клятва, и я поверил, потому что она была Скверной, моей Скверной, той, кто никогда не сдавался.
Теперь она умирает, а я не могу даже встать. Моя грудь рвётся, я напрягаю каждый мускул, игнорируя боль, что сжигает меня, но тело предаёт, как и всё остальное. Экран показывает Грейс, её коварная улыбка режет эфир, её серо-стальные глаза блестят, как у хищника, что наслаждается добычей.
— Пусть насладятся шоу — Она говорит, и её голос, холодный, ядовитый, звучит в эфире, будто прямо в моей голове.
Она знает, что мы смотрим, знает, что каждый её удар, каждый её жест ломает нас. Лира вскрикивает, её колени подгибаются, она падает к терминалу, её прозрачные волосы падают на лицо, а слёзы блестят, как звёзды в красном свете. Шестерня отворачивается, его металлическая рука сжимается с хрустом, но он не может заглушить крики Скверны, что эхом отдаются в отсеке. Я смотрю, моё дыхание останавливается, пустота в груди растёт, как чёрная дыра, поглощающая всё, что я знал. Грейс приставляет пистолет к её лбу, её голос холоден, как вакуум.
— Прощай, Небулонка — Она смотрит в эфир, будто прямо на меня, её улыбка — это вызов, это обещание, что она уничтожит всё, что мне дорого.
Бах. Звук выстрела Грейс, оборвавший жизнь Скверны, врывается в мой разум, как раскалённый клинок, разрывая всё, что держало меня в сознании. Я лежу на платформе в медицинском отсеке базы Небулонцев, моё тело — сплошной узел боли, израненное, неподвижное, словно чужое. Кости ноют, мышцы горят, каждый вдох режет грудь, но мои тёмные глаза прикованы к экрану, что парит над терминалом. Скверна, моя последняя надежда, моя вина, моя семья, падает на пол генераторной «Кроноса». Её кровь растекается тёмной лужей, блестящей в зелёном свете, её броня с красными вставками разорвана, чёрные волосы прилипли к бледному, почти мёртвому лицу. Её клыки, её алые глаза — всё, что делало её живой, гаснет. Я вижу, как Грейс, с её стальными глазами и ядовитой улыбкой, хватает её за волосы, рвёт вверх, швыряет к металлической стене. Скверна не сопротивляется, её тело сломано, но её взгляд, гаснущий, будто ищет меня через эфир. Или мне так кажется, потому что я не могу вынести правды — я не спас её.
* * *
Тьма рассеивается, но она оставляет холод, что сковывает мои кости, как ледяной вакуум. Я открываю глаза, но это не мои глаза. Тело чужое — сильнее, тяжелее, кожа слегка светится, будто пронизана звёздным светом, а руки покрыты тонкими линиями, как встроенные цепи, что пульсируют слабым голубым сиянием. Я не на базе Небулонцев, не в своём привычном теле, что осталось на платформе. Мой разум кричит, бьётся в клетке, пытаясь понять, где я, кто я. Комната вокруг незнакомая, но её красота режет, как ложь: просторная, с белыми стенами, усыпанными голографическими узорами, что текут, как галактики, переливаясь мягкими оттенками синего и серебра. Потолок высокий, почти бесконечный, с парящими светящимися сферами, что отбрасывают