Непогода
Глава 8
Случилось самое ужасное, что может случиться летом. С самого утра зарядил дождь. Даже не дождь, а ливень. Небо затянуло тучами и просвета не было видно. И ужасное было не в том, что шёл дождь. Ужасное было в том, что бабка не понимала, как это можно гулять в такой ливень. Поэтому с самого утра мы сидели дома.
– Льёт как из ведра, – дед наблюдал за ливнем из окна. – Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит в такую погоду.
– Это точно, – бабка согласилась и пристроилась рядом с дедом у подоконника. – Сходил бы сарайку закрыл. Мне кажется, что я вчера её не прикрыла. Будет щас ветром дверь телепать. Да и зальёт, как пить дать.
Дед посмотрел на бабку как на врага народа.
– Валь, ты не слышала, что я сейчас про собаку говорил?
– Слушай, – бабка развернулась к деду, – собаковод несостоявшийся. В последний раз, когда ты собаку пытался выгнать, она тебе чуть хозяйство не отхватила.
– Валь. При чём тут это? Я говорю, что народ так говорит. В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, потому что льёт как из ведра, – оправдывался дед. – А ты меня отправляешь.
– Ты с народом или со мной живёшь? – не унималась бабка. – Я тебе говорю, а не народ. Иди сарайку закрой!
– Да я тебе про поговорку! – не уступал дед.
– Поговори мне ещё тут! – парировала бабка. – Собака облезлая!
Дед с бабкой ещё какое-то время препирались. Я толком не мог понять, при чём тут собака, о которой идёт спор. Мне так показалось, что со временем они уже забыли о первопричине. Точнее, бабка забыла о том, что она хотела, чтобы дед закрыл сарай.
– Ба, давай я схожу, – успел я вставить в паузе.
– Если у деда совести нет, то иди, конечно, – не глядя на меня, ответила бабка. – Хотя откуда у собаки совесть возьмётся?
Я так понял, что получил одобрение, и побежал на улицу. Вовка, без одобрения, припустил за мной следом.
– Да стойте вы! – только и успела крикнуть бабка вслед, но нас, как говорят, уже и след простыл.
Выбежав на улицу, мы с Вовкой попали под струи дождя, которые вмиг намочили нас с головы до ног. Но мы стояли, задрав головы кверху, и ловили ртом летний дождь. Странно, что дед с бабкой спорят о том, кому идти на улицу. Ведь на улице просто чудо какое-то, несмотря на ливень.
– Не дай бог простудятся, – бабка наблюдала за нами из окна. – Я тебя на улицу выгоню тогда. Даже если с неба кирпичи начнут падать. Псина бессовестная.
Дед только пожал плечами. Хотел сказать что-то в своё оправдание, но бабка так посмотрела на него, что он решил воздержаться от и без того не предоставленного ему слова.
Вернулись мы, естественно, насквозь мокрые. Бабка нас даже не пустила дальше порога.
– Скидайте одежду тут. И на печку сразу марш, – скомандовала она. – Дед, иди подкинь.
Дед подошёл к нам и по очереди посадил нас на печь.
– Да не их подкинь. Собака ты, не поддающаяся дрессировке.
– Ты меня теперь до конца дней своих будешь собакой погонять? – обиделся дед на бабку.
– Не до своих, а до твоих. С чего ты взял, что мои последние дни первыми настанут? Поленьев иди в печь подкинь, я имела в виду. Даже собака поняла бы.
– Тьфу на тебя! – дед махнул рукой и пошёл подкидывать дрова.
С другой стороны, наблюдать, как собачатся бабка с дедом, было всегда интересно, особенно с безопасного расстояния. Хотя, насколько я уже успел понять, ругаются они всегда как бы не по-настоящему. У них это вроде спора такого. Кто первый сдастся. Бабка всегда выигрывала, но дед никогда не отчаивался и до последнего держал оборону.
На печке хорошо лежать. По периметру идут бортики, за которыми можно спрятаться и наблюдать за происходящим внизу через специальные отверстия. Правда, нас бабка нечасто пускала туда. Говорила, что печка старая, мы можем продавить её и тогда кирпичи вместе с нами в топку упадут. Поначалу было страшно, но со временем я привык. Я понял, что бабка снова шутит. Я ей так и сказал.
– Баб, если бы мы могли провалиться, то ты нас вообще на печку не пускала бы.
– А как я иначе узнаю, когда она провалится? – невозмутимо ответила бабка. – Вот жопу свою поджарите, значит, пора печь перекладывать.
– Так, может, лучше сразу переложить? – предложил я.
– Деду скажи. Он любит перекладывать. Правда не печь, а обязанности и ответственность.
Дед сказал мне, что с печкой всё в порядке. Это у бабки не всё в порядке. Если ей надо, то пусть сама и перекладывает. А мы можем смело там лежать. Правда, предупредил, что если что, то он этого не говорил – и про печь, и про бабку. И лучше со смелостью особо не высовываться, пока бабка сама не разрешит на печь лезть.
К обеду бабка согнала нас с печи:
– Идите обедать.
На обед были щи и жареная картошка с грибами. И то, и другое не самые любимые наши с Вовкой блюда.
– Щи? – поморщил нос Вовка.
– Щи, – подтвердила бабка. – Ешь и не трещи.
– Да, с твоих сегодняшних щей трудно треснуть, – заметил дед. – С одной капусты морда не треснет. Мяса совсем нет. Никакой радости.
– Совсем забыла, – наигранно спохватилась баба и полезла черпаком в кастрюлю. – Вот, точи протезы.
С этими словами она выгрузила в тарелку деда огромную кость. Тот явно этого не оценил и с осуждением посмотрел на бабку.
– Чё смотришь, пёс плешивый? Собаки же любят мослы погрызть.
– Валь, ты опять?
Дед демонстративно отодвинул тарелку и, пододвинув поближе к себе сковороду, начал прямо из неё вилкой цеплять грибы и картошку.
Я тоже попытался отодвинуть тарелку. Сделал это, насколько смог, тоже демонстративно. Изображая на своём лице полную солидарность с дедом. Но потом я обратил внимание на взгляд бабки и понял, что демонстрация не пройдёт. Тарелку пришлось вернуть обратно.
– Вы есть сегодня будете или мне в помои всё вылить? – бабка окинула всех суровым взглядом.
– Я подожду, пока остынет, – попытался я потянуть время.
– Ешь давай. Не для того я грела, чтобы теперь ждать, когда остынет. Щи и так уже