— Совсем чуть-чуть, — дипломатично отозвалась подруга, но ее глаза при этом так лукаво блестели, что было очевидно, Линду веселит такое поведение Инди. — Он вернется быстро, и точно все уладит. Ради Пресветлой, Инди! Мы говорим о Ройсе! О мужчине, который ради тебя и во славу твоей памяти, как он думал, готов был принять самое ужасное, что есть в нашем мире и позволить после себя уничтожить!.. У меня нет ни тени сомнения, что твой муж сделает все, чтобы в молниеносные сроки управиться с чем бы то ни было, и вернуться к тебе, тем более сейчас… — умолкла она, не продолжая.
Видно, опасалась даже вслух упоминать то, что обе знали. Мало ли, а вдруг «и у стен уши есть»? После обнаружения прохода уже и не такое можно было заподозрить.
И все же Инди рассмеялась, да и настроение стало в миг иным. Умела Линда зарядить позитивом, этого у нее не отнять. И сейчас словно бы вернула самой себе этот навык радоваться жизни.
— Смотрю, в твоей жизни также появился мужчина, сумевший радость в душу и мысли вернуть, — мягко улыбнулась принцесса, тем не менее, признав, что Линда права, вероятнее всего. И их разлука с Ройсом будет очень недолгой. Ее это радовало.
Лин ответила ей такой же улыбкой, даже немного порозовев, но и тут не углубилась в детали. Что очень порадовало Инди, если честно. Не потому, что было неприятно слушать о душевных метаниях подруги, вовсе нет! Но для самой Инди нежелание подобного обсуждения служило куда большим показателем их серьезности и глубины, нежели потребность тут же всем рассказать подробности.
С гонцом они пересеклись через двадцать декад после выезда из Дворца. Дорога, которая навсегда, наверное, будет связана в памяти Ройса с той, самой первой поездкой в Храм, когда он никак не мог призвать к порядку и дисциплине внезапно вспыхнувшие эмоции к принцессе. И сколько бы раз Ройс после не сопровождал по этой дороге Инди в Храм, «привкус» того смятения и полной дезориентации в себе и в происходящем, заставлял его усмехаться. Не сегодня, впрочем. В это утро, хоть и солнечное, его не привлекали ни укутанные снегом деревья, ни высящиеся все ближе горные массивы, разве что, как прибежище для возможной засады. Не интересовал сегодня Ройса и ручей, еще не полностью скрытый коркой льда.
Слишком сосредоточен Канцлер был на непонятной тревоге и желании как можно быстрее понять, что случилось.
И когда на повороте дороги увидел скачущего во весь опор своего же гвардейца, как-то моментом осознал все…
На них напали, это было ясно.
Поняли данный факт и остальные гвардейцы, сопровождающие Ройса, он прямо-таки впитал накал и гнев, всколыхнувшийся в тех, кто окружал его, усиливая тление тьмы в самом Ройсе. Подняв руку, он молча подал приказ всем остановиться, «вслушиваясь» в то, что бурлило в сознании скачущего им навстречу.
— Канцлер! — а вот гонец, наоборот, испытал воодушевление, заметив их. Показалось, что у гвардейца даже сил прибавилось. Он резко осадил коня, в паре шагов от Ройса. — На кортеж Верховного Жреца напали. Мы как раз возвращались в столицу. Быстро отбили нападение, уничтожив преступников. Однако Марен ранен, и это затрудняет дальнейшее продвижение!
Мрак взметнулся вверх с такой силой, рванул из груди Ройса, казалось, придавливая всех вокруг, заставляя даже снег проваливаться, уплотняться.
— Кто?! — резко потребовал ответа, игнорируя тот факт, что выдерживать этот тон было тяжело даже его гвардейцам. Никто не посмел и поморщиться.
Притихли даже кони, из ноздрей которых хрипло вырывалось дыхание, оседая инеем на разгоряченной шкуре.
— Разбойники, очевидно, судя по внешнему виду и тому, как действовали, мародеры, — прочистив горло, хрипло выдохнул гонец, более изможденный ночным боем и скачкой, чем они все.
— Веди! — коротко приказал Ройс, подняв руку вверх и командуя остальным двигаться следом за собой.
Отряд рванул с места так, что взвились клубы снега из-под копыт лошадей. И тьма потянулась за ними, затмевая небо, превращая день в сумерки. Не так уж неправа была Инди, вечно попрекая его изменениями погоды, хоть Ройс все и отрицал. Нападение на Марена разбудило гнев Канцлера, притихший с того мгновения, как ему вернули жену. Сейчас же беспокойство о друге и подозрения, охватившие нутро, заставляли тьму клубиться вокруг Ройса, выплескиваясь наружу.
Скачка была бешеной. Животные могли выдохнуться, а Ройс помнил о том, что его основная задача — вернуться во Дворец как можно скорее. Сколько бы людей не оставил на охрану Инди, никому душа не доверяла, как и ранее. Но и о Марене теперь беспокоился. Чуть сбавили темп, когда гонец подал знак, что недолго осталось, позволив лошадям передохнуть.
Сторожевые встретили их на дороге в ста метрах от поляны, на которой и Ройс чаще всего устраивал привал, когда сопровождал Инди. Гвардейцы не скрывали радости от их появления, приветствуя Канцлера, несмотря на тяжелую, удушающую тьму, вьющуюся за ним, подобно туманным клочьям.
Вылетели на поляну, быстрым взглядом оценив и расстановку сил, и сваленные в кучу тела в отдалении под деревьями. Среди павших не было воинов, и это радовало. Нападавшие же, на первый взгляд, действительно напоминали скитавшиеся по Мирте банды разбойников. Но Ройс сейчас мало доверял глазам. Он сомневался, что и мародеры рискнули бы просто так напасть на кортеж Верховного Жреца. Да и его гвардейцев узнать не сложно. Нужно быть смертником, чтобы лезть к личной гвардии Канцлера. Или иметь для этого очень веские причины… Особенно настораживало, что ранен был лишь Марен, словно бы нападающие положили все силы и свои жизни на то, чтобы пробиться через кордон охраны и достать его любой ценой. Зачем? На этот вопрос ответа Ройс не имел, а догадки, начавшие возникать в разуме, категорически не нравились.
Рядом в тот же миг оказался сумрачный, измотанный боем Фил, пересказавший все то же, что Канцлер уже выяснил от гонца.
Молча ответил на приветствие остальных гвардейцев, испытывающих вину за то, что, несмотря на все старание, допустили ранение Верховного Жреца. Не обвинял. Что-то подсказывало Ройсу, что некто бросил на это все силы. Соскочил с коня, отдав поводья подбежавшему солдату и, сопровождаемый Филом, ворвался в палатку, вероятно, разбитую для Марена.
— Ройс! — Жрец, казалось, выдохнул с облегчением, едва его ощутил.
Марен находился здесь в одиночестве, и Ройс понял почему, стоило осмотреться. Тускло светил митлин, рассеивая тени по стенам, Марен сидел на сооруженном из подручных вещей топчане,