Что? Я говорил, что плохо играл, может, и плохо, да только при такой сырости, на таком холоде даже слишком хорошо получилось, всё относительно, господа, относительно, всегда надо учитывать обстоятельства, рассматривать ситуацию на фоне целого, ну, видите, я пока еще не совсем умом тронулся, наукам не чужд разным, диалектике например. Я теперь вот что думаю про цитру эту свою, вот что мне в голову пришло: как бы она от сырости той не испортилась; вы ведь знаете, как оно бывает, сначала вымачивают материал, чтобы потом высушить, но если материал сухой, то зачем его мочить, если мочить, то только вначале, такая вот техника; то же и в остальном: человек родится, чтобы умереть, но чтобы после смерти потом еще раз родиться — это уже нехорошо, диалектика, однако. А со мной как раз такое и произошло, ну да ладно, проехали. Хуже то, что цитра отсырела, а из-за этого, как я понимаю, чуток приглохла, да и я тоже вроде как оглох от этой чертовой сырости.
Но я выиграл, выиграл, настоял на своем, по моему вышло, если человек решительно возьмется за дело, если себя поставит, то всё удастся, всё дело в решительности, не уступать, стоять твердо на своем, не испугаться, не поддаться на подкуп, о, мне это по силам, дело чести, здесь не до шуток. Короче, получилось, как я говорю, я настоял на своем. Отдали-таки мне жену. Вот так.
Отдали не отдали. Собственно говоря, я ее не видел. «Отвернись», — говорят. Ну я и отвернулся. «Не поворачивай голову». А я и так не поворачивал. «Она стоит у тебя за спиной, но ты не смотри». А я и так не смотрел. Я только сказал: «Эвридика, это ты?» А в ответ тишина. Один из ихних говорит: «Голос к ней вернется, как только вы выйдете наверх, ты только не беспокойся, всё будет хорошо». Потом была известная всем история, правда, иногда рассказчики оснащают ее разными небылицами, так что нелишне будет напомнить, как оно было на самом деле. «Иди вперед, — говорят, — пока не дойдешь до озера, голову не поворачивай. Если обернешься, считай, всё пропало — тогда она у нас останется. Больше никаких разговоров». Хорошо, говорю я, будь по-вашему. Мы идем, то есть я иду, а сзади, за спиной у меня, только шорох. Боже упаси оглянуться. Змеи, огонь, железо, топь, шипение, скрежет, светлячки, твари разные, мыши летучие, известный антураж, но не о том речь. Короче, мы были уже недалеко от озера, в смысле, я был. Оставалось только перейти мостик, узенький такой, перекинутый над ущельем, над бездонной пропастью. Ступил на него так осторожно, что со страху аж внутри себя сжался, делаю шажок, второй, но, видимо, дождь прошел, скользко было, ногу повело, я потерял равновесие, чуть не упал, проклятие, только и успел выкрикнуть — Эвридика! — испугался за нее, чтобы она не упала, в общем, крикнул я, повернулся... а за мной пустота.
Да. Пустота. Ничего не видно. Только один из ихних подскочил и говорит: «Сам виноват, она шла за тобой, ты обернулся — вот она и исчезла, всё, финита», — ну и дальше в том же духе. А потом и сам пропал куда-то. Вот когда стало на самом деле пусто.
Вот, собственно, и всё. Стою я и думаю: а какие у меня доказательства, что она вообще там была? Доказательства попрошу! Нету их. Кто видел? Мало ли, что они там говорили, откуда мне знать, как оно было? Я ничего не видел, ничего не слышал. Так, может, они меня просто надули? Доказательства-то где? Это что же получается — они меня за дурака считали, хотя, по правде говоря, в этом конкретном случае я сам себя дураком выставил.
Ну ладно, думаю я, допустим, что они меня хотели одурачить и что там ничего не было. Допустим, ничего не было. Но откуда им, паршивцам, было знать, обернусь я или не обернусь? А если бы я не обернулся, что тогда? Должны они были иметь что-то такое, чтобы наверняка меня развернуть, потому что в противном случае всё, весь обман всплыл бы на поверхность, а этот вариант им не подходит, потому что они вроде как боги, мать их дери. Так что же у них было? Всего лишь скользкий мосток? Ведь это ж какой риск: будь я чуть повнимательнее и не поскользнулся бы! И как тогда? И что главное — всё в самый последний момент.
И так всё это у меня в голове ворочается, ворочается, теперь уж сам не знаю; во как они меня закрутили, чертово семя. Ну так