вас этот хвостик заинтересовал? Дался вам этот хвостик, для меня так вещь архинужная и полезная, сами подумайте, чем мне от мух отмахиваться, так что хвостик очень даже кстати, ой как нужен! Да вы небось не об этом, а о чем-то другом подумали; эх, знаю, знаю, что вы там себе понапридумывали, чего понастроили в этих головенках ваших глупых, в этих ваших бошках бестолковых, уж я-то знаю, что у вас там зреет, какие мысли безобразные, какие глупости да мерзости. Потому что вы — а это уж я знаю точно — потому что вы уже себе вообразили, что эти рожки и этот хвостик и всякое такое — что это дьявольские отметины, что я сам, пастырь ваш, опекун и учитель, сюда к вам прямо из преисподней прибыл, что я сам не кто иной, как черт, в земные одежды облаченный, ха, ха, ну-ка, скажите, скажите, ведь вы так подумали, а? Ведь так думаете, так у вас в голове складывается, разве нет? А я вам скажу, голубочки-горлицы мои миленькие: зачем скрывать, да и что тут скрывать? Так прямо и отвечу вам: да и еще раз да! А как же иначе, а почему бы и нет? Конечно, конечно, именно оттуда я к вам и прибыл, от братии моей чертовской прямо к вам и послан, а как же иначе... А зачем я сюда прибыл, спросите вы, какова тайная цель прихода моего, каково истинное намерение? И на это я отвечу вам, а почему бы мне вам не ответить? Так вот, слушайте внимательно, ни слова не пропуская, тогда всё и узнаете. Ради вашего же спасения я пришел сюда, великое учение принести вам желаю, помочь вам... А вы наверняка уже подумали, что если дьявол, так уж ничего другого, кроме как вашей погибели, он не желает. О как же вы суровы в своих суждениях, дорогие мои, какая ужасная ошибка! А ведь я, милые вы мои, из любви к вам, только из нее, большой любви к вам, дьяволом и стал, ибо знал, что ни один из ангелов, ни силы бесплотные, ни царства, ни престолы, ни херувимы, ни даже серафимы не откроют вам тайны сей, самой большой тайны... Ибо ангел — само добро, как вы знаете, милые вы мои, не так ли? Ну а если это так, то как же он, будучи добром, мог знать, как со злом обходиться, как его одолеть, как его хитрые ходы обнаруживать? Не знает он этого, дорогие мои, и знать не может, ибо добро со злом никоим образом столкнуться не может, а потому и одолеть зло не сумеет, и только зло, само зло, дьявол — лишь он единственный сумеет дьявола победить. И я тоже, братья мои и сестры, из любви к вам против божественного величия взбунтовался, чтобы, в дьявольском пребывая хоре, над землей господствовать, зло сеять и тем самым против зла бороться. Ради этого, только ради этого, любимые вы мои, сошел я в адские пределы, чтобы сюда к вам прийти, чтобы вам оружие действенное вручить против зла, чтобы чертовщиной чертовщину изгонять и таким образом дьявольскую власть разбить — как, собственно, Спаситель и учит. Так что не удивляйтесь, не удивляйтесь, повторюсь я, этой шкуре моей, рожкам и хвостику, и даже если огоньки пламени станут лизать мою шкуру, тоже не удивляйтесь, и вообще — ничему никогда не удивляйтесь, ибо если ангел из любви к вам мог по доброй воле на вечные муки себя предать и дьяволом стать — то уж воистину нечему после такого удивляться. А ведь именно так, точно так всё происходило, а я тут к вам лишь затем прихожу, чтобы к злу вас сговорить и злом тем другое зло прогнать, коль скоро только злом от зла спастись и можно. Теперь вы всё знаете, дорогие мои, и нет для вас ничего тайного, знаете, кто я таков и зачем прибыл к вам, и чему научить вас хочу; знаете, как из дьявольских силков выпутаться, теперь вы всё знаете. Только падший, дорогие мои, может падшему противостоять, ибо надобно на дне пропасти находиться, чтобы битву ту вести, а потому только падший ангел может одолеть падшего ангела; сколь же велика эта истина, сколь тонка наука, сколь утешительна она для душ ваших опечаленных, сколь ярок свет на вашем беспутном пути...
А я вижу, братья мои любимые, вижу, что еще чего-то вам не хватает, что-то вас донимает, что-то еще вам чудится, то одно, то другое, вроде как что-то где-то может быть так, а может быть и сяк, ох, братья мои ненаглядные, как же ясно вижу я, что вам нужно, ибо углядел я муть печальную душ ваших и того червя вижу, что сердце вам точит, ох уж точит, знаю я, что это за червь, что за мысль коварная, ибо вы думаете (ну, признайтесь же, так ил и нет), думаете, что если одного дьявола другим дьяволом изгоните, то навсегда с тем вторым дьяволом останетесь, а если долго его носить с собой, то и сроднитесь с ним, не так, что ли? А вы как хотели? Чтобы уж никакой дьявольщины совсем не было? Ох и дерзкую же мысль вынашиваете, чтобы, будучи от грехов совсем очищенными, вам в небо взлететь и одесную Отца небесного сесть, блаженства отдохновения вечного подле престола Господня вкусить, на пир всеблагой приглашение получить; этого, этого вам хочется, как Бог свят, хочется; и не говорите, что нет, ибо именно об этом печетесь, об этом, несчастные вы мои, о сколь страшна эта ваша дерзость, сколь зловредна гордыня, безграничная, всесокрушающая, сатанинская! Братья мои, не на это ли вы надеетесь, не эти ли силы хотели добыть вы из жалких душонок ваших, что вроде как яблочки, червячком подточенные, в саду Господнем ветром сорваны, это из них вы надеетесь добыть абсолютную непогрешимость, греха первородного страшные последствия стереть, чистыми, святыми остаться? Ведь этого вы ждете, братья? Но ведь это грех страшный, грех превеликий, самый большой на земле, грех гордыни бесстыдной, величие Божие бесконечно оскорбляющий, достоин самых тяжких адских мук, это грех неописуемый, и именно за этот грех вы вечную награду ждете? О, как же вы прогнили, как низко пали, какой позор, беда, беда! Милые вы мои, кто в праведники рассчитывает попасть, кто спасения жаждет, тот худшие себе муки готовит, чем если бы с пеленок по гроб жизни каждую минуту творил самые отвратительные преступления, ибо нет
