Ничего странного в том, говорит кардинал, что со времени тайны Воплощения демон к этому насилию над природой несравненно чаще прибегает; ему хочется бесстыдно передразнивать Творца и пародировать непостижимое единство Бога с человеком, явленное в образе Иисуса Христа, на свой лад переиначить, падшую свою духовность с грешным духом человеческим соединяя. А потому несправедливо полагать, как иные легкомысленно делают, что Искупление, принесенное Спасителем, избавило нас от этих дьявольских поползновений; совсем напротив, сам сатана с усиленной яростью на души христианские бросается, да и Бог всё чаще такому злу попустительствует, поскольку обилие неисчерпаемых милостей Своих, кои Он роду человеческому в деле Воплощения явил, сопряг Он, соответственно, с допущением большего зла. По этой-то причине гораздо больше энергуменов знают времена христианские, чем язычники знали.
Самое большое зло, с каким на земле можно столкнуться, это дьявольская одержимость. Унижение природы здесь столь же велико, как и той же природы превознесение в тайне Воплощения. В этой страшнейшей муке любая работа души и способность владеть телом прекращаются; и был бы человек беззащитен против сатанинского коварства, если бы Создатель в милости своей не передал в руки Церкви мощного орудия экзорцизма, с помощью которого опытный духовник сумеет врага одолеть и из несчастного тела прочь его изгнать. Не стоит считать также, что одна лишь вера может стать лекарством против дьявольской одержимости, ибо и у бесов тоже какая-никакая вера есть, да только бесами они быть от того не перестают. Только Церковь Вселенская, это вместилище благодати Божией, избавить нас может от адских капканов.
Этот кульбит природы, когда два цельных бытия как бы в одно сливаются и, что еще более удивительно, не любви, но ненависти соединенные узами, этот жестокий закон дьявола на разные лады и с разной силой может проявляться, а также разные причины иметь. Причиной со стороны человека может быть как грех первородный, так и его грех актуальный, пусть даже легкий в нашем представлении, но оказывающийся веским на чаше весов Божьих. Впрочем, даже дитя малое бывает этим болезненным раздвоением затронуто, о чем сообщает Святой Августин в книге двадцать первой труда «О граде Божьем». И не потому, чтобы повод для этого находился в самой особе младенца-энергумена, который из-за малолетства своего от греха актуального свободен, а через крещение от греха первородного очищен, но потому, что природою своей он платит дань врагу.
А еще ошибочно некоторые полагают, что признаки одержимости в таких чертах у человека проявляются, какие они демонам приписывают, как, например, необычайная уродливость или незаурядный ум. К разным людям разные средства пробует применить враг, чтобы легче ими овладеть. По отношению к благочестивым он использует дары свои сверхъестественные, в отношении любознательных — ум, в отношении колдунов — злость. А вот по отношению к Церкви, которая, как знает сатана, сильнее его, он прибегает не к силе, а к хитрости и обмануть замышляет, а не в открытом противостоянии побороть. Поэтому перед человеком он является в шкуре льва, а перед Церковью — в лисьей. Но Бог, хоть Он и допускает зло, подводит черту под обманом сим и позволяет Церкви обнаружить его.
Не зря преподобный кардинал писал свой ученый труд, ибо совсем скоро, и особенно после дарования Нантским эдиктом прав еретикам, по всей земле французского короля стали множиться вызывающие ужас случаи дьявольской одержимости, в которой обнаружилось столько коварной адской злости, а вместе с тем столько доброты и милости Творца, что многие злопыхатели, завидев столь очевидное проявление высшей силы, вынуждены были замолкнуть, посрамленные. Тяжелые также пришли времена и для священнослужителей, которые суровые бои вели со змеиной хитростью, и хотя кое-кто из них в противостоянии том выстоять — не столько против демонов, сколько против собственной испорченности — не смог, лучшие из их числа вышли победителями из той борьбы, новым блеском вечную славу Церкви озаряя.
2. Сговор мерзкого колдуна с дьяволом
Наверное, никто в те времена такой злобы сатанинской не испытал и в таких затруднительных положениях не оказывался в бою справедливом, как святой отец Сурин33 из Общества Иисуса, который с самой сильной чертовской оравой, только и ждущей, как бы погубить невинность, такую битву вел, какой история не знает. И тем большая его заслуга, что в той знаменитой борьбе больше всех действовал Князь тьмы, как раз через эти самые подлые и самые предательские члены человеческого естества, благодаря которым род человеческий размножается на земле, и в томлении телесной жажды возжелал увести к себе Богу преданные души дев и мужей. Долгие годы продолжался тот страшный бой, о котором отец Сурин сообщил точные сведения для предостережения и наставления верующих, сподвигающих грешников к раскаянию, чтобы Бога убоялись и возлюбили, что, впрочем, на то же выходит. Правдивость повествования его подтверждается многочисленными свидетельствами набожных людей, которые собственными глазами видели то святое противоборство, опровергающими клеветнические наветы некоторых вольнодумцев, кои ославить возжелали как святого отца самого, так и несчастных из его паствы.
Святому отцу Сурину было уже тридцать лет и четыре года, когда он был призван к великому служению. А явился он на свет в девятый день февраля месяца 1600 года от Рождества Христова. В родном городе Бордо он не только у иезуитов местных учился, но и жадно впитывал живительную влагу знаний, источаемую тамошним монастырем кармелиток, очагом терезианской реформы34. Исключительной набожности был он человек, ибо, будучи еще тринадцатилетним отроком, дал обет чистоты. В шестнадцать лет он принял послушничество у отцов-иезуитов, а почти десять лет спустя был рукоположен, дабы веру христианскую и страстность свою в изучении Слова Божия повсюду возжигать, в чем благосклонная фортуна послала ему самого святого отца Луи Лаллемана35 в качестве наставника по богословию и проводника по жизни. На то время, когда он уже достиг возраста Христа, он выбрал путь внутреннего благочестия и выказал великое желание духовной благодати, которую потом многие из его монашествующих собратьев малодушно пеняли ему и в которой он и от Святой Терезы черпал вдохновение, а также из «Духовных упражнений» Святого Игнатия. Особенное почтение с самой молодости своей питал он к Святому Иосифу, обручнику Пресвятой Богородицы, что ему не раз в жизни немалую помощь оказывало, и из этой-то боголюбивости имя себе принял — Иосиф, которое он к своему, полученному при святом крещении имени Иоанн, добавил, так и стал он Жан-Жозеф Сурин. А еще он накопил опыт в духовном руководстве и жизненном наставничестве,