— Вот теперь, — сказал Аркадий. — Вот теперь давай, любовь моя. Ты, пожалуй, готова.
Сам он за собой совершенно не следил, несколько раз терял возбуждение, сосредотачиваясь на ее удовольствии, и возбуждался вновь — но теперь почувствовал, что готов, готов более чем, до каменной твердости, так, что, пожалуй, и не удержится, стоит только оказаться внутри… Впрочем, в первый раз даже лучше не затягивать.
Кто из них в итоге руководил процессом, Аркадий не мог бы больше сказать, но это было и неважно. Главное, он оказался внутри, а Леонида не плакала, не морщилась от боли, только тихонько дышала, широко, удивленно раскрыв глаза.
— Я… Могу продолжать? — спросил он.
— А?
— Можно? Ты уже привыкла? Или подождать еще?
— Наверное… Я не знаю… Не соображаю ничего…
На пробу он попробовал задвигаться в ней — и она поддержала его, помогла, подхватывая и усилия, и ритм. Аркадий ахнул; он даже близко не мог представить, что это будет так! Они двигались вместе, дышали вместе, вцеплялись друг в друга; он уже не мог определить, настигло ли ее такое же удовольствие, как его, знал только, что она застонала, когда он напрягся и выплеснулся в нее, и пробормотала: «Да, да, мой хороший, мой милый…»
И упала на него, дрожа.
Аркадий обнял ее крепко-крепко, желая, чтобы возможно было не отпускать вообще никогда.
* * *
Леонида проснулась в темноте, сразу и до конца, будто не спала вовсе. За окном знакомо перемигивалась реклама на доме напротив; часы на запястье сообщили ей, что времени — привычные четыре утра.
Она пошевелилась, раскинув руки и ноги. Как и следовало ожидать, Аркадия рядом не было. Он предупредил ее, что ему рано уходить утром — и на весь день. Какая-то важная миссия, дальний перелет. Его не будет ни в госпитале, ни на связи.
Как же жаль!.. Ей хотелось проснуться вместе. Проводить, поцеловать на прощанье.
Все тело до сих пор ощущалось ватным, бескостным, словно после долгого заплыва в бассейне или хорошей тренировки. Неудивительно!
Леонида улыбнулась в темноте. Как он рассердился, когда она попыталась просто без затей сесть на него. Кажется, следующую серию оргазмов Аркадий устроил ей чуть ли не в наказание! По крайней мере, после третьего или четвертого она точно умоляла его, что хватит и что она уже достаточно расслабилась, а он только сказал ей «по-моему, нет» — и продолжил.
Маньяк, однозначно. Но очень сексуальный. Как в старом дурацком (но все равно смешном) анекдоте.
Интересно, где он все-таки так научился? И главное, когда? Как врач, она точно знала, что он физически не сумел бы получить значимый сексуальный опыт в последние тринадцать лет. А за вчерашний день не успел бы так прокачаться, даже если бы занимался этим с утра до вечера со всем женским персоналом госпиталя поочередно! Неужели в самом деле просто из книг? Хотела бы она почитать те книги…
Или она попросту переоценивает его навыки? На ее взгляд, он действовал более чем уверенно, но ведь у нее самой не было никакой практики. Может быть, все в пределах статистической погрешности?
А, ладно, какая разница, когда так хорошо! Даже если к нему во сне эротические феи из истрелийской мифологии прилетали — она не против. Наоборот, этих фей стоит только поблагодарить.
Зевая, Леонида села на кровати. Вроде спала даже меньше, чем вчера, а чувствовала себя куда более отдохнувшей. И хорошо, потому что работы у нее сегодня непочатый край. В буквальном смысле! Организация нового института с нуля — это по определению поднятие целины. Аркадий ей успел еще сказать, прежде чем отрубился, что помещение должны были уже найти по линии СВБ, и что если сегодня Командор или кто-то другой из этой конторы позвонит, ей нужно съездить и осмотреть здание. А ведь обычных пациентов тоже никто не отменял!
Ну ничего. Аркадий как-то успевает; она тоже научится.
Леонида поискала у кровати очки и халат, вспомнила, как они раздевались вчера, вздохнула, приготовилась безуспешно искать очки в прихожей… и вдруг нашарила их на прикроватном столике! Надо же, Аркадий вспомнил про них и принес!
Кстати говоря, а ведь и постельное белье, на котором она лежит, не то, что вчера! Другой комплект. Поменял, выходит?
Отлично! Тот, который лежал вчера, был ее любимый, а этот не жалко, если кровь не отстирается. Может, он и халатик ей оставил?
Но нет, то ли на халатик его галантность не распространялась, то ли он просто не стал рыться в ее вещах. Или не знал ее домашних привычек. Скорее, последнее.
Леонида пожала плечам и направилась в кухню голышом. Надо найти что-нибудь пожрать; вчера так и не поужинала, живот прямо подводило.
А в кухне-то оказались горы еды! Видно, Аркадий вчера принес. Причем еды домашней. Где только добыл?
Пирожки с мясом были такие вкусные, что Леонида сходу схомячила три штуки, и только тогда подумала, что стоять голой в кухне, не включая свет, и есть — занятие довольно забавное, особенно утром после первой брачной ночи.
Тогда она поплелась в ванную, умыться, привести себя в порядок, накинуть что-нибудь…
Выполнив все пункты этой нехитрой программы (в качестве чего-нибудь фигурировала ее старая футболка с логотипом универа, размеров на десять больше, которую Леонида иногда носила в качестве ночной рубашки), она направилась в гостиную — пересобрать рабочую сумку. И вздрогнула.
Свет в гостиной был погашен, но на фоне окна вырисовывался черный широкоплечий силуэт. В ее кресле кто-то сидел!
— Привет, — сказал силуэт знакомым голосом.
— Уф… — Леонида взрогнула. И тут же обрадовалась; сердце забилось часто. — Ты еще не уехал? Не опоздаешь?
— Пока еще остался запас времени.
— А чего сидишь без света?
— Думаю, — сказал Аркадий, и в самом деле очень задумчивым тоном. — Иди сюда.
Леонида охотно пошла. Сперва ощупью — глаза еще не привыкли заново к темноте — а потом он поймал ее за руку, притянул к себе. Он сидел в кресле Леониды, за ее столом возле окна — место, которое она когда-то давно себе оборудовала с мыслью работать над диссертацией, но в итоге почти не использовала. Уже одетый (жаль). Смотрел на город.
— Так над чем думаешь? — спросила она, прижимаясь щекой к его груди.