В общем, в следующий раз, когда у меня по расписанию стоял урок у Фелиции Евгеньевны, я подключился в ее чат вместе с девчонками. Даже вместе с Риной: по ее словам, она оросский знала из рук вон плохо.
— Вы не возражаете, если наши занятия превратятся в групповые? — спросил я. — По оплате согласуем.
— С чего бы мне возражать? — с улыбкой спросила старая дама. — Чем больше детей-волшебников стремится к знаниям, тем лучше! Опять же, и вам, Кирилл Пантелеймонович, будет с кем практиковать язык…
Ради этого занятия мы все вместе уселись за наш обеденный стол, настроив вывод образовательного чата на большой монитор, который перетащили с рабочего места для ведения блога. Все, кроме Ксантиппы. Едва мы начали заниматься, как она ушла на второй этаж (в комнату, которую я сначала планировал сделать «штабной», но потом мы вместо этого организовали там бадью для принятия ванной и столярную мастерскую).
Само занятие оказалось весьма содержательным: Фелиция Евгеньевна действительно умудрялась нагружать всю нашу группу равномерно, одновременно давая нам лексику, связанную с оружием (для меня) и с лошадьми — для девчонок, поскольку равнодушная к этим животным Ксантиппа участия участия в беседе не принимала.
Когда закончили и поблагодарили учительницу за урок, расходиться мы не торопились. У нас у всех одновременно возникло ощущение недосказанности, словно что-то надо было обсудить. Рина начала, задумчиво спросив:
— Мне показалось, или у Сани какая-то травма связана со школой?
— Да, она чудит чего-то, — нахмурилась Ксюша. — Как будто сильно расстроилась, но пытается виду не подать.
— Пытается гневом задавить, — поправила Лана. — Надо с этим что-то делать. Кир? — и посмотрела на меня так, как будто я был способен сотворить любые чудеса с Саниной психикой. — Поговоришь с ней?
— Да, я думаю, это должен быть ты, — тоже кивнула Рина. — Тут явно что-то очень болезненное для нее, от тебя она лучше воспримет.
— Хорошо, — подумав, согласился я. — Попробую.
— А если она расплачется, просто обними ее и поцелуй, — посоветовала Ксюша. — Она сразу и перестанет!
Вот дает! Обычно Меланипа что-то такое предлагает, а тут — Ксения! Упасть не встать.
Тем временем любительница мультфильмов сообразила, что сказала и начала опять стремительно пунцоветь.
— Ксюша! — хором крикнули Лёвка и Рина.
— А что такого? — я встал на защиту Подковы Смерча. — И поцелую! Вот так!
И чмокнул Ксению в щеку. Раньше я бы трижды задумался, но с тех пор, как наши сердца связались дополнительными узами, — или с тех пор, как я нечаянно признался, почему эти узы так рискованно нам всем организовал? — между нами словно упал какой-то барьер. С того утра, как мы проснулись все вместе в повалку на диване, девчонки меня больше не стеснялись. Не в том смысле, что ходили при мне голышом (и слава Творцу, честно говоря! Это меня бы на данном этапе реально обеспокоило!), а в том, что физические контакты перестали вызывать ощущение необоримой и совершенно глупой неловкости. Обнять мимоходом, проходя мимо, поцеловать в щеку или в носик от избытка чувств, погладить по голове — все это частенько происходило даже просто автоматически, мимо мыслей!
Мне ужасно нравилось. Никогда не задумывался об этом, но, похоже, в этом теле я более тактилен, чем в прошлом. И физического контакта с мамой мне перестало хватать давненько, еще даже до попадания под Проклятье, а я и не заметил. Теперь же прямо почувствовал, насколько мне стало спокойнее и легче — просто по жизни. Ради этого стоило постараться!
…Ну ладно, возвращаясь к последствиям урока. Когда я поцеловал Ксюшу, само собой, пришлось поцеловать и остальных! Ну, как пришлось — не то чтобы это было тяжелой обязанностью… И не то чтобы его осложняло желание сразу перейти к чему-то большему, например! К счастью, пока не осложняло. Половое созревание все-таки еще не обрушило мне на голову цистерну с тестостероном, а без нее, скажу я вам, и просто целование девичьих щечек (и в целом личиков) — само себе ужасно приятное занятие. Явно недооцененный знак внимания в нашей культуре!
Правда, почему-то Рина решила увернуться, за ней и Лёвка, пришлось их ловить по всей кухне. Завязалась возня, хохот. Потом Лана нечаянно обрушила со стола банку с печеньем. Вот это была бы драма: три часа готовки насмарку! Но мои рефлексы опять сработали — еда же. Вкусная! И банку я поймал воздушными щупами. И ими же не дал высыпаться содержимому. Тем не менее, инцидент дал понять, что подобные игры не для комнаты. Как правильно сказала Рина: если мы хотим дальше беситься, то надо пойти во двор. Но во двор мы не пошли: я вовремя вспомнил, с чего все мы все это затеяли. Больше не откладывая, я отправился прояснить вопрос с Ксантиппой.
* * *
Когда я поднялся наверх, то нашел Саню в куда лучшем настроении, чем она была, когда уходила. Наша Подкова Бури сидела на стуле за грубо сколоченным верстаком, продолжая читать свою книжку. Рядом стояла чашка с чаем и тарелка с надкусанным бутербродом.
— Чем это вы там занимаетесь? — спросила она, подняв на меня голову от книжки. — Аж до меня отголоски долетели! Неужели урок был такой веселый?
— Не совсем. А занимались мы вот этим, — сказал я, подвигая стул к ее. После чего тоже обнял за плечи и поцеловал в висок. — Так сказать, взаимный груминг. Как недавно объясняла мне Лана — обязательнейшая штука для любых стайных млекопитающих! Хоть собак возьми, хоть обезьян. Чем наша стая хуже?
— У нас табун, — фыркнула Ксантиппа, невольно, но как-то неохотно улыбаясь.
— Серьезно, — сказал я. — Почему ты так расстроилась? Не хочешь заниматься с нами — не надо. Зачем так болезненно реагировать?
Ксантиппа вздохнула.
— Потому что я прекрасно понимаю, что мне придется вернуться в школу, когда мы снимем Проклятье! Придется! А я настолько не хочу, что хоть оставайся девочкой-волшебницей на всю жизнь! Так что… Уж извини, но я даже надеюсь немного, что у тебя ничего не получится!
Я аж опешил. Неожиданное признание! Насколько я понял истории моих девочек, только у Меланиппы нежелание ходить в школу стало сколько-нибудь значимым доводом за то, чтобы принять