– И все?
Конечно, Герман заметил метания Ромы. Обратил внимание на излишнюю нервозность и словно злость за такие откровенные расспросы. И продолжил давить дальше, уже совершенно ничего не теряя.
– И что, она просто так ушла? В ночь, с ребенком? И вы не знаете, куда?
– На что вы намекаете? – Рома тут же встал в стойку.
Вскинул голову, нахмурился и вкрадчиво поинтересовался:
– Что я ее выгнал, хотите сказать?
– Я всего лишь хочу понять, как она оказалась на улице в такую погоду.
– Вот у нее и спросите, – отчеканил Рома. – Она в сознании, говорить может. Не забыла же, – усмехнулся.
И вот тут Герману четко стало понятно, что он ничего не узнает. Точнее, что узнает, все будет неправдой. Потому что этот орангутанг в теле мужчины наверняка запугал свою жену так, что та и слова кривого о муже не скажет.
– Если это все, то всего доброго.
Развернувшись, Рома пошел к выходу, а Герман остановил Женю, которую сегодня видел в кабинете, где они обычно хранили личные вещи пациентов. Кажется, она их принимала.
– Жень, этот мужчина, – он указал Роме в спину, – приходил сегодня за вещами?
– В синей куртке?
– Да.
– Приходил. Но вещи он не забрал. Только кошелек из сумки пациентки.
– Кошелек?
– Ну, да. Посмотрел его содержимое и забрал.
– Там были деньги, не видела?
– Были. Мелкие купюры и банковская карта. Я думала, он все вещи заберет, но он все оставил.
– Понял. Не заметила ли ты что-то странного?
– В его поведении? – Женя задумалась. – Пожалуй, он был нервным и недовольным. Озирался по сторонам, будто за ним гонятся.
– Понял. Спасибо, Жень.
– Да не за что… – она стыдливо опустила глаза, а затем спросила: – Герман Львович, вы… здесь сегодня?
Конечно, все без исключения прекрасно знали, что Святов сейчас должен быть дома. Оплакивать жену и сына. Но он оставался в больнице. Впервые за столько лет он в новогоднюю ночь не поехал домой. Точнее, не доехал. Когда Женя спросила, Герман впервые задумался, что он чувствует, находясь здесь? Разочарование? Желание незамедлительно вернуться? И чем больше Святов прислушивался к себе, тем больше он убеждался, что этих чувств нет. Но какие остались, он пока понять не мог.
Глава 8
– Герман?!
Святов поморщился и зажмурился от яркого света, бьющего в глаза.
– Ты чо, здесь спал? – голосом сирены спросила Рита. – Что ты вообще… как…
Она ошарашенно смотрела на мужчину, которого отчаянно хотела сделать своим, и не верила, что этой ночью он так и не доехал домой. Впервые изменил себе, остался в больнице и… не пил! Точно! Это больше всего смутило Риту – отсутствие запаха алкоголя.
Обычно Герман напивался на праздник, горевал и никого не хотел видеть. На работу он выходил не раньше третьего числа. Так откуда рита знала, что Святов пил? Все просто. Однажды она поехала к нему первого числа утром. И была удивлена, когда ей открыл Герман, едва стоящий на ногах. И то, как он ее потом выгнал…
После того она больше не решалась лезть на его территорию, а тут он сам… здесь, а не дома.
И Риту настолько это потрясло, что она, забывшись, плюхнулась на диван, где лежал Герман. И провела рукой по его щеке. Нежно так, интимно.
Для нее время замерло, но Герман будто и не заметил. Стряхнул ее руку, как надоевшую букашку, и сел на диване, растирая лицо.
– Сколько времени? – спросил, посмотрев на Риту.
И тут она поняла, что ее это действие для него ничего не значило. Это для нее прикосновение к его щеке было таким волнительным, что она все еще не могла унять разогнавшееся сердцебиение. А для него… Да он даже не заметил! Не понял ничего. И не дождавшись ответа, стянул с тумбочки телефон. И следом быстро вскочил с дивана, набрасывая на плечи медицинский халат.
Святов и сам не понимал, почему так спешил. Но когда увидел, что часы показывали одиннадцать, то уже не смог оставаться на месте. К палате Ани его будто толкала неведомая сила. И как потом оказалось, не зря. Стоило ему только зайти внутрь, как он увидел девушку на ногах. Вокруг нее суетилась ее дочка. И они явно собирались уходить из больницы.
– Это что еще такое? – спросил, не выдержав.
Девушка встрепенулась, обернулась, глядя на Святова так, будто он пришел забирать у нее последнее. Но стоило ей натолкнуться взглядом на мужчину, что вчера не оставил ее наедине с Ромой, как она выдохнула. И даже осела на кровать, чтобы перевести дух.
– Выписку назначили не на сегодня, – так же требовательно произнес Герман.
– Мы уходим сами. Я уже все подписала.
– Но вам нельзя. Вставать даже нельзя.
Святов видел ее карту. Там была черепно-мозговая травма. И с ней вот нельзя было ничего подписывать и уходить. Странно, что Ане дали такую возможность.
– Подождите здесь, хорошо? – попросил женщину и вышел из палаты.
Найти Юрия Ильича оказалось довольно просто. Он, как и всегда по утрам, сидел у себя в кабинете, попивал кофе и проверял отчеты за ночь. А когда Герман вошел к нему, удивленно вскинул брови.
– Не ожидал, – признался полноватый седоволосый мужчина. – Дай-ка угадаю, ты по пациентке, которая поступила вчера?
– По ней. Как это ее выписывают?
– Так устроила, – Юрий Ильич поджал губы. – Затребовала выписку, сказала, что если не выпишем ее, она сбежит. В общем, не оставила нам выбора. Сказала, что за ней приедут. И пообещала, что будет соблюдать все предписания.
Будет она, конечно.
В этом Герман лично сомневался. Но вслух Ильичу говорить этого не стал. Только поднялся с кресла и направился в палату к упрямице. Оставалось надеяться, что удастся уговорить ее остаться. На один день хотя бы, а там… там Герман обязательно что-то придумает, потому что ночью у него на это не было сил, а утром он не успел даже подумать. Аня бежала впереди паровоза и не соглашалась остановиться.
– Вы остаетесь, – спокойно, но твердо произнес он.
– Нет, – так же спокойно и даже равнодушно произнесла женщина.
– Вам нельзя домой.
– У меня нет выбора.
– Ваша дочь тоже останется. Здесь, с вами. В одной палате, хотите?
Аня замялась. Уж слишком заманчивым было предложение. Тем более, Аня все еще плохо себя чувствовала. И ехать домой совсем не хотелось, потому что там неизвестность. Хотя нет, там как-раз было все известно. Муж, если не пьяный в стельку, то точно выпивший, и его дружки тоже, возможно, будут. Грех ведь упустить такую возможность на халяву поесть. А ведь наготовила Аня действительно много. И вкусно, по-другому она не умела. И от этого грустно так. Что у дочери не было нормального праздника, и вкусных салатов и десерта не было, которые Аня ей обещала.
Осев на кровать, она зажмурилась. Сильно-сильно, чтобы не плакать. Потому что именно это неимоверно хотелось сделать. Разрыдаться и, схватив дочь в охапку, просить прощения. За испорченный праздник, детство, жизнь, за то, что сил не было уйти от ее отца, да и возможностей тоже не так, чтобы много.
Но Аня очень быстро вспомнила, что была в палате не одна. С мужчиной. Отчего-то очень добрым с ней. С самого первого дня. И от Ромы он ее фактически вчера отбил. Точнее, не оставил их наедине. И сегодня, вот, тоже, идет навстречу. Наверное, важный кто-то в клинике, раз может и Машку оставить. Или же…
Аня оглянулась. Присмотрелась к хорошо обставленной палате с всего двумя кушетками, к плазме на стене и личному душу. Господи, ну, конечно! Это какая-то частная больница, похоже. И денег с нее сейчас сдерут. Вот же… кто ее сюда привез? Она резко поднялась с кровати и решительно решила, что уйдет. Да, дома будет не сахар, но и здесь. У нее попросту денег не будет на оплату. Да у нее уже их нет! А ведь ей выставят счет.
За мыслями о худшем Аня не сразу почувствовала головокружение и не сразу даже поняла, что падает. А когда поняла,