Спустившись на первый этаж, где мигали рекламные панно, а самые разные композиции, изливаясь из динамиков, сшибались в какофоническом месилове, майор заметила неприметный магазинчик оптики.
Хозяин, унылого вида мужчина в очках, не просто торговал биноклями, подзорными трубами и телескопами, а жил в преломленном мире линз и зеркал. Выслушав задушевную лекцию об изъянах и достоинствах 40-кратного широкоугольного бинокля «Левенгук», Ивернева рассталась еще с тремя тысячами, вышла на улицу и бодро зашагала к цели…
…Хостел «Избушка» занимал весь верх бывшего универмага, выстроенного из белого силикатного кирпича. Еще в «лихие» 1990-е новые хозяева отказались от витрин, заложив их до половины уродливыми шлакоблоками, зато поверху выставили пластиковые окна — с наклейками «Made in China». Скупость подвела «новых русских» — рамы погнуло и перекосило. Летом форточку не откроешь, зато зимой поддувало в щели.
По этой ли, или по иной причине, но первому этажу фатально не везло — каждый год его сдавали в аренду новой «ооошке». И овощами здесь промышляли, и сантехникой, и тканями, но любой бизнес неизбежно увядал и чах. Вот и сейчас «полувитрины» были оклеены распечатками с принтера — жирные черные буквы уговаривали, улащивали, заклинали — «АРЕНДА!!!»
Хостел «Избушка» располагался на втором этаже, но и там не шли дела: большая часть номеров, заставленных в казарменном стиле — обшарпанными двухярусными кроватями — пустовала. Светилось лишь одно окно из пяти.
«А если я опоздала? — похолодела Тата. — И бомбистка уже ушла?»
Беспокойство натягивало нервы, а подступающая темнота нагоняла страх и тоску — неужели всё зря?
«Да нет же, нет! — изнывал рассудок в тягучем ожидании. — Эта мерзавка должна быть на месте! Еще часа три, как минимум, должна…»
Пока Тата ломко шагала по обледенелому тротуару, припорошенному золой, она старалась не обращать внимания на ночлежку по ту сторону улицы, а теперь усиленно вертела головой, изыскивая подходящее место для наблюдения.
«В принципе, неплохой НП…» — подумала девушка, сворачивая к бывшему продуктовому магазину, точно такому же типовому кубу советских времен, что и универмаг напротив. Здания-уродцы смотрели друг на друга, как разлученные близнецы, только экс-гастроному не меняли исходный статус, лишь перекрестили в «Пятерочку».
К неудовольствию Таты, в супермаркете не гомонила толпа, закупая ингредиенты для новогодних рецептов — всего человек десять суетилось, запасаясь хлебом и звякая спиртным.
Не затеряешься, не прошмыгнешь… А если уж организовывать НП, то на втором этаже, где кучкуются бухгалтеры и товароведы.
Тате даже не пришлось прибегать к «ведьминским штучкам», достаточно было нацепить маску скучающей надменности, и уверенно прошагать к лестнице.
Никого. Лишь старенький, сутуленький охранник в черной мешковатой форме с нелепым «SECURITY» на спине, подремывал на лавочке, делая вид, что разбирает и плющит картонные ящики.
Мимо, грохоча тележкой, прошаркал молодой грузчик, смахивавший на качка — его шаткая походка выдавала изрядный градус. Наверное, и уходящий год проводил, и новый встретил. Неофициально.
Суетливая дама, прижимая к трясущемуся бюсту кипу бумаг и вздрагивая жирным лицом, торопливо спустилась по гулким ступеням, но лишь мазнула по Иверневой краем глаза. А вот престарелый «секьюрити» вдруг решил проявить бдительность. Оторвав тощий зад от лавки, он строго заблеял:
— А вы куда, гражданка? Туда нельзя!
Тата выбросила ладонь перед морщинистым, скукоженным лицом блюстителя, и резко, властно сказала:
— На место! Спать! Забыть!
Недреманный страж рухнул на скамью, приваливаясь к крашенной зеленым стене, и обмяк.
«Зеленый цвет… Зеленый свет…»
Взбежав по лестнице, майор стремительно зашагала по коридору, почти сразу обнаружив искомое — туалет, выходивший окном на улицу.
Правда, «объект МЖ» предназначался для служебного пользования, и был заперт на ключ, но в бездонной дамской сумочке и на замок управа нашлась. Ра-аз… Два-а… Готово.
Закрыв дверь на щеколду, Тата подбежала к фрамуге, наполовину замазанной белым, привстала на цыпочки и навела бинокль, надеясь застать ту, за чьей жизнью пришла. Тусклый желтый свет по-прежнему переливался лишь из одного-единственного окна «Избушки». Раздернутые занавески не прятали убогий интерьер.
— Ч-чёрт… — обронила Ивернева.
По пустой комнате шлепал босиком небритый мужик в кальсонах и майке-алкоголичке. Налив воду в стакан из графина, он пил ее, давясь и морщась.
Тата снова отпустила чёрта, и тут же зажглось второе окно. Бинокль «Левенгук» дернулся влево, и майор Ивернева шарахнулась от испуга — прямо на нее смотрела девица в черном. Худущая, с плоской грудью и длинной шеей, она сцепила ладони, будто в раздраженной мольбе — тонкие пальцы пошевеливались, как паучьи лапки.
Ярко накрашенные губы дергались, то и дело ужимаясь в злую усмешку, а влажные глаза сочились пугающей чернотой. Похоже было, что всю нелепую, угловатую, костлявую фигуру террористки переполняла сатанинская ненависть.
Вот бомбистка опустила веки, пригашая темный огонь зрачков, оскалила крупные белые зубы. Тень скользнула по запавшим щекам, и девицу сотряс хохот.
Задрав голову к потолку, она запустила пальцы в сосульки немытых волос, разворошила их — и внезапно сникла, безвольно опустила руки… Простояв так минуту, смертница равнодушно наклонилась, сгибая узкую спину — сквозь тонкую водолазку проступил гребень позвоночника — и с усилием подняла «пояс шахида». Напрягаясь, она окрутила талию страшной связкой тускло блестящих цилиндров, затянула потуже ремешки…
Мрачно улыбаясь, воткнула проводки в «пряжку» дистанционного взрывателя — тот замигал кровавым огоньком.
«И чего я жду? — встрепенулась Тата. — Скоро совсем стемнеет!»
Отложив бинокль, прислушавшись к глухим голосам и шагам, доносившимся из коридора, майор достала мобильник. Нужный номер набрали заранее, еще в «Альфе» — вот она, череда убийственных цифр…
На какую-то секунду Иверневой овладела понятная слабость и нерешительность. Одно дело — убить врага в бою, и совсем другое — привести в исполнение смертный приговор…
Тата усмехнулась, взглянув в облупленное зеркало, висевшее на стене из белого кафеля. Перед глазами пронеслись кадры оперативной съемки — мертвые тела, лужи крови, искаженные мукой лица… Палец бестрепетно нажал на «Вызов».
«Сдохни!»
Черный силуэт за окном мгновенно обратился в шар тугого, яростного пламени. С оглушительным грохотом, вышибая раму, выламывая кирпичи, обрушивая стены и перекрытия, огонь вырвался наружу, словно нечистая сила, выпущенная из пекла.
Пискнув, Наталья шарахнулась в сторону, а в следующее мгновенье воздушная волна докатилась до «Пятерочки», и стёкла вылетали с пушечными хлопками, дробясь в сверкающее крошево.
Гром взрыва стих, расходясь рокочущим эхо, и тут же прорезались крики ужаса и боли. Тата, скользя и скрипя подошвами по битому стеклу, поспешно выбежала из служебного санузла — спасать,