– Что? – Иван выронил альбом на гранитную мостовую. – Но мы… Но как же все, что было… Мы же были почти уже вместе…
– Прости, правда, ты лучший друг на свете и невероятно благородный человек, такой же благородный, как мой отец, а это высшая похвала, – Екатерина наконец сумела заставить себя посмотреть на Ивана. Его синие глаза стремительно чернели вместе с небом. На лице застыло страдание. – Получается, я тебя так же подвожу, как и всех остальных, не оправдываю твоих ожиданий. Я вряд ли смогу тебя по-настоящему полюбить. Не надо тебе со мной связываться.
– Опять. Второй раз за последний год, – пробормотал Иван. – Кошмарный сон повторяется. Дежа вю. Это все уже было.
– Нет, теперь все по-другому, – с горечью сказала Екатерина. – Тогда у нас с Генри была взаимность. А сейчас – сейчас я просто буду любить его безответно, без надежды на счастье, понимаешь?
– Я? – криво усмехнулся Иван. – Понимаю.
Екатерина по-дружески взяла Ивана за руку и еще раз прошептала: «Прости».
– Генри! – напомнила мамуля Столыпина.
– Все в порядке, мадам, я только что объяснила Ване, что у нас с ним никогда ничего не будет, – вяло отозвалась Екатерина. – Можете снимать с себя полномочия блюстительницы моей нравственности. Которые вам, кстати, никто не давал, если уж говорить начистоту.
– Нет, Катюша, Генри! – воскликнула мадам Столыпина. – Там Генри!
– Обернитесь, ваше величество! – взволнованно крикнул Харитон.
Екатерина выпустила руку Ивана… Повернула голову…
Он.
Это был он.
Ее Генри.
Он плыл против течения реки.
На чем?
– Это что – катамаран? – растерянно сказала мадам Столыпина.
– Слишком быстро идет, – не согласился Харитон. – И у катамарана нет такой гривы.
Генри сидел верхом на чудо-жеребце. Синевато-сером, с необычно длинными и проворными ногами, которыми конь перебирал, как в ускоренной съемке. Мощная грудь жеребца разрезала Фонтанку, вокруг вздыбленного корпуса взбитыми сливками вскипали белые бурунчики. Голубоватая грива коня отливала льдом. Последние лучи закатного солнца выскочили из-за горизонта и выхватили несколько рыжих прядей в растрепанной шевелюре всадника.
Это точно был он.
Генри. Верхом на незнакомом и прекрасном жеребце. Как пятая композиция Клодта.
И он ничего вокруг не замечал.
Еще несколько мгновений – и ее муж пронесется мимо. Вот теперь уже точно навсегда.
– Генри, – тихо сказала Екатерина. – Генри! – отчаянно крикнула она. Он не слышал. – Гаур, москов, казак Яицкий! – заголосила она во всю силу своих легких, сама не понимая, что несет.
Однако это сработало.
Генри повернул голову. И резко натянул поводья. Чудо-конь притормозил, сменил курс и пристал к набережной.
– Кейт! – радостно заорал Генри, бросаясь к жене. – Кейт! Слава богу, ты жива! – Он инстинктивно говорил на английском. – Как ты похудела! Ты же едва держишься ногах. Что ты тут делаешь? Почему не во дворце? Ты в кольчуге. Все плохо, да? Мы с Келпи плыли мимо испанских кораблей. Они здесь? Испанцы в Зимнем?
Екатерина молча кивнула, прижимаясь носом к мокрой футболке мужа.
– Кейт, детка, я так виноват – так виноват перед тобой! Я должен был быть рядом. Никогда не прощу себе, что меня не было тут, когда все началось!
– Ну, зато премию свою получил, «Золотую щуку», – довольно-таки ехидно сказала Екатерина, слегка отстранившись от супруга. – Хотя дед тебя не упоминал в своем письме про оборону Шепси. Где ты вообще был? Загорел, сытый, здоровый. На каком курорте отдыхал? И с кем?
– О, детка, я знал, что ты это скажешь, но я вообще не ездил в Шепси, я отказался от «Щуки» и ни на каких курортах не был. И уж тем более тебе не изменял! – Екатерина опустила глаза, Генри легко прикоснулся губами к ее лбу и весело продолжил: – Понимаешь, любимая, я глупо соврал, чтобы сделать тебе подарок к коронации. Прости, я уже понял, что сюрпризы в семейной жизни неуместны.
Муж повлек Екатерину к мокрому жеребцу, который стоял на гранитных ступенях и с интересом посматривал на всех умными серыми глазами. Вблизи конь оказался еще более потрясающим. Немыслимо длинные ноги с гораздо большим количеством суставов, чем у обычных лошадей. Плотный хвост, очевидно, игравший роль руля во время движения в воде. И мягкая голубая грива, чем-то напоминавшая водоросли. Жеребец был фантастически прекрасен.
– Я тогда полетел в Ирландию вот за этой модернизированной версией Несси, – сказал Генри. – Поздоровайся – это твой Келпи.
– Келпи, – зачарованно выдохнула Екатерина. – Это что же, настоящий водяной конь?
– Ага, – кивнул Генри. – Прости, что доставка немного запоздала.
– Ой, да ерунда, – поспешно ответила императрица по-русски. – Ради такого можно и подождать. Привет, Келпи. Добро пожаловать в Российскую империю. Точнее… Нет, клянусь Нептуном, все еще Российскую.
Пока Екатерина знакомилась с чудо-питомцем, Генри пожал руки Харитону и Ивану, поклонился мадам Столыпиной. Его прибытие, кажется, воодушевило всех. Даже Ивана, который, по идее, должен был бы возненавидеть рыжего англичанина. Однако то ли архитектор смирился со своей участью третьего лишнего, то ли отложил выяснение отношений на потом, – но он вместе со всеми бросился хлопать Генри по спине и спрашивать, как принц добрался из Ирландии и что вообще в мире делается. Генри рассказывал, что бесконечно долго болтался посреди Балтийского моря на пустом пароме, сутками напролет тренировал Келпи и наконец так его натренировал, что конь сумел буксировать этот самый паром аж до Морского порта Санкт-Петербурга. Нет, отсюда судно не видно, но вообще – такая громадина, что дух захватывает. По сути – целый город. Все стали восхищаться находчивостью Генри и наперебой рассказывать ему про трудное петербургское лето.
Однако вся эта идиллия не могла продолжаться вечно. Екатерина, образно выражаясь, держала в руке гранату с выдернутой чекой и рано или поздно эта граната должна была взорваться. Следовало признаться мужу в измене.
Ну хорошо, дальше поцелуев у Екатерины с Иваном дело так и не зашло – в основном, благодаря бурной деятельности мадам Столыпиной. Но и простые лобызания с посторонним мужчиной не были предусмотрены брачным контрактом, заключенном между гражданкой Романовой и гражданином Маунтбаттен-Виндзором в январе текущего года.
Императрица так не хотела признаваться супругу в предательстве, что была готова на что угодно, лишь бы только оттянуть этот неприятный момент. Ужасно обидно было бы потерять мужа через две секунды после долгожданного обретения!
Мысли крутились, как ноги коня-катамарана. Мозг, получив заряд эндорфинов, работал на полную мощность.
– Готово, – уверенно сказала государыня наконец.
– Что готово? – повернулись к ней друзья.
– План спасения Петербурга готов. Это дерзко, смело, почти невыполнимо… Но только это и может сработать.
И Екатерина Третья принялась раздавать сподвижникам задания.
Она попросила у Ивана – нейтральным деловым тоном попросила –